Книга Входя в дом, оглянись, страница 40 – Виктор Мережко

— Чего не рядового? Пил человек, сердце вот и лопнуло. Сами-то пьющий?

— Слава богу, нет.

— Поставьте свечку в храме. И за себя, непьющего, и за покойного, крепко употреблявшего, — сказала Антонина.

— Спасибо за совет. Но все же будем ждать экспертизу. — Полицейский поднялся, аккуратно сложил бумаги в папку, козырнул: — Одной не страшно оставаться в доме?

— Предлагаете поехать с вами? — с усмешкой спросила Антонина.

— Просто поинтересовался.

— Не страшно. Привыкла.

— Удачи.

Лейтенант сел в машину, какое-то время не мог закрыть дверцу из-за ремешка сумки, вскоре полицейская машина вырулила за ворота, скрылась в полумраке улицы.

Антонина не спеша поднялась, закрыла ворота, постояла в раздумье какое-то время, а потом направилась в сторону Нинкиного магазина.

Окна у Нинки не горели. Антонина дотянулась до крайнего, постучала. Потом еще и еще.

Зажегся свет, штора отодвинулась. За стеклом показалась продавщица.

— Кто там? — спросила.

— Савостина, открой, — отозвалась Антонина.

— Утром приходи, сплю.

— Открой, есть дело.

Нинка исчезла, вскоре загремели засовы, и в дверном проеме показалась закутанная в халат сонная продавщица.

Антонина прошла в комнату, без спроса уселась на какой-то стул. Нинка села напротив.

— Увезли Мишку? — спросила сочувственно.

— Увезли.

— Тебя не тронули?

— За что?

— Ну, мало ли… Помер-то Михаил как-то сразу.

— Для тебя сразу, для меня постепенно.

— Ну да, — согласилась Нинка. — Жрал, будто спешил поскорее в яму. Мучился, когда помирал?

— Не знаю. Не видела. Зашла, думала, спит… А он уже холодный.

— Не страшно?

— Чего? — переспросила Антонина.

— Не страшно, говорю. В доме ведь ни души.

— Не поняла еще, — сказала Антонина.

— Хочешь, чтоб пошла с тобой? — предложила Нинка.

— Не нужно. — Антонина поднялась, направилась к двери, обернулась: — Поминок не будет.

— А родственники?

— Никого не хочу видеть. Я их не знала, они меня тем более. Разве что ты придешь.

— Так я с удовольствием, — брякнула продавщица и тут же шлепнула себя по губам. — Мелю такое… Обязательно, Тоня, приду. И на похороны тоже. Главное, скажи когда.

— Скажу.

— Слышь, Тонь! — окликнула ее Нинка, когда та была уже в коридоре. — Подмогнуть ничем не смогу. В смысле, с ментом. У них там шмон идет, боятся, как бы не посадили! Так что про капитана пока забудь.

— И не нужно, — отмахнулась Антонина. — Экспертиза все покажет.

— Экспертиза, может, и покажет, а вот по допросам затаскают.

— Вытерплю, не такое терпела, — ответила Антонина и закрыла за собой дверь.

Днем Артур привычно валялся на диване, что-то листал, щелкал пультом телевизора, меняя каналы. Неожиданно в дверь номера постучали.

— Момент! — поднялся, прошлепал к двери, распахнул.

В коридоре стояла Наташа.

— Салют.

— Салют. — Артур отступил на шаг. — Ну, заходи.

Наташа вошла, кинула сумочку в кресло, сама села рядом:

— Как дела?

Гордеев насмешливо смотрел на нее.

— Как в Африке — куда ни стукни, везде жарко. Чего без предупреждения?

— Есть сообщение, потому без предупреждения. — Наташа покопалась в сумочке, достала пачку сигарет, зажигалку.

— Здесь не курят, — предупредил Артур. — Сразу штраф тысячу рублей.

— Заплатишь, не бедный.

— Я серьезно.

— Блин… И чего, пухнуть мне в твоем тупом номере?

— Припухни, не помешает, — сказал Артур.

Наташа сунула сигареты на место, с игривой загадочностью посмотрела на Артура.

— А знаешь, что дядь Миша помер?

— Савостин, что ли?

— Он.

— Ну, знаю, — сказал Артур и тут же напрягся. — И чего дальше?

— Откуда знаешь?

— По телевизору сказали, — выкрутился Гордеев.

— Я серьезно.

— А я думал, шутишь.

— Антонина нашла его в кровати. Задохнулся во сне, говорят. Через два дня похороны.

— Ну и пусть похороны, — сказал Артур. — Я тут при чем?

— Поедем вместе. Заодно с моей мамой пообщаешься.

— Ты совсем, что ли?

— А что?

— Соображай! Тут похороны, а тут я с твоей мамой общаюсь. Нормально это?

— Конечно, нормально. Не реветь же там всем, сопли-слюни ронять! Пусть Тонька убивается. Сама довела дядю, теперь трагедию будет изображать.

— Никто его не доводил. Пил как слон, вот и откинул хобот.

— Нет, довела!.. Все время рога наставляла!

— Ты откуда знаешь?

— Знаю. Мать сказала. Она даже на тебя глаз положила, хорошо, что вовремя удрал!

— Наверное, хорошо. Вовремя, — согласился Артур, отошел к окну, некоторое время смотрел на дворовую жизнь, повернулся к гостье: — Ладно, скачи. Нужно слегка подумать. Успокоиться. Михаил Иванович мне тоже был не совсем чужой. Почти родня. Иди, потом расскажешь, как все прошло.

С кладбища вышли совсем малым составом: кроме самой Антонины еще Нинка, также сестра покойного Надежда Ивановна и ее дочка Наташа. Все были в черных одеждах, на головах черные платочки. Длинное черное платье и черная шаль были к лицу Антонине, она выглядела печальной, одинокой, потерянной и… красивой.

Остановились за кладбищенскими воротами, Антонина взглянула на Нинку, махнула:

— Ты иди, а я тут поговорю.

— А помянуть? — спросила Нинка.

— Вечером зайдешь.

Продавщица направилась к своей машине. Антонина достала из сумочки два конверта, по очереди протянула каждой из родственниц.

— Это вам каждой. По сто тысяч. На поминки.

Надежда Ивановна взяла конверты, удивленно вскинула брови:

— Ты что, не приглашаешь нас за стол?

— Какой стол?

— Помянуть брата.

— Дома помянете. А перемывать косточки покойного, молоть языками ни о чем — как-нибудь в другой раз.

— Но Антонина! Умер мой родной брат, и нам не мешало бы уточнить какие-то моменты.