Книга Не проспи любовь, страница 38 – Люси Китинг

– Это как-то связано с Вулфом? – спрашивает Оливер. – Пожалуйста, скажи, что нет.

– Нет, Макс тут ни при чем, – говорю я. – А почему ты спрашиваешь?

– Потому что вон он идет. Как обычно, крайне вовремя, – говорит Оливер и садится, опершись на локти.

– Привет, – говорит Макс, возвышаясь над нами.

– Привет, – отвечаю я с невольным смешком и убираю волосы с лица.

– Привет, – говорит Оливер тоном, в котором даже не скрывает подозрительность.

– Привет, – громко говорит Селеста, и мы все оборачиваемся на ее голос, – она стоит в нескольких метрах от нас, посреди двора, уперев руки в боки.

– Это правда? – спрашивает она, слегка втягивая щеки при взгляде на Макса.

– Что правда? – переспрашивает Макс, застыв на месте.

– Про вас двоих, – говорит она, кивая в мою сторону и снова глядя на Макса. – Признаться, у меня были кое-какие подозрения. Я замечала, что рядом с ней ты ведешь себя странно, но и подумать не могла, что ты… – Селеста замолкает и опускает взгляд, качая головой.

– О чем она говорит? – шепотом спрашивает меня Оливер, но я молчу и не двигаюсь.

– Где ты был вчера? – спрашивает Селеста Макса, и ее глаза наполняются слезами.

Макс смотрит на нее с каменным лицом. Со стороны он легко может сойти либо за дурачка, либо за человека, которому плевать на происходящее. Но я успела узнать его получше. Он закрывается. Он боится.

– Мне ты сказал, что поедешь с мамой на очередное мероприятие из тех, что ты так терпеть не можешь, – с гигантскими ножницами и перерезанием ленточки. Так вы с ней ездили или нет?

Макс открывает рот, будто хочет что-то сказать, но молчит.

– Ездили? – переспрашивает Селеста дрожащим голосом.

Мне хочется закрыть лицо руками.

Макс вздыхает.

– Нет, – наконец говорит он.

У Селесты открывается рот.

– Значит, это правда. Когда Франческа Делло Руссо написала мне о том, что на утренней пробежке видела, как вы двое целуетесь, я ответила: «Быть такого не может». Решила, что она обозналась. Но в глубине души знала, что нет. – Она смотрит на меня. – Я была о тебе лучшего мнения. Ты мне нравилась, Элис.

– Селеста… – начинаю я, но не знаю, что сказать. – Мы не хотели делать тебе больно. Мы просто…

Но Макс перебивает меня.

– Это я виноват, – говорит он. – Элис тут ни при чем. Это я ее поцеловал. Но это вышло случайно… мы… я не хотел.

Теперь моя очередь шокированно смотреть на Макса. Я знаю, о чем он, – все действительно вышло случайно. Симфоническая музыка, картины, мое платье, танец… и да, все было туманно, совсем как во сне. Но этим все не закончилось. Еще мы держались за руки по пути в ЦИС. Макс рассказал мне историю перед сном и поцеловал меня утром. Я отвечала на его поцелуи искренне и думала, что между нами все взаимно.

– Не хотел? – переспрашиваю я.

– Как будто от этого легче, – усмехается Селеста, отворачиваясь. – Буду очень вам благодарна, если вы оба соизволите больше никогда со мной не заговаривать. – Она решительно уходит, и только тогда я понимаю, что на нас смотрит весь двор.

Макс не бросается за ней, но и ко мне не поворачивается. Он потрясенно стоит на месте, а потом отходит к сараю для лодок. Я поворачиваюсь к Оливеру, но тот уже давно ушел.

Мне казалось, что после всех этих противоречивых событий и эмоций, после отслеживания мозговой активности и разыгрывания сна, мы начали что-то понимать. Не в науке… а в нас самих. Но на самом деле нет. Мы не стали ближе, чем в тот день, когда я впервые тут появилась.

Когда во дворе снова становится шумно – наверняка все только и говорят о том, какой я ужасный человек, – я снова надеваю наушники и ускользаю туда, где можно поплакать в одиночестве.

У бабушки в саду я достаю немного удобрения из пакетика, отгоняю Джерри от улитки, которую он с аппетитом обнюхивает, как вдруг раздается сигнал телефона. Пока я проверяю, не пришло ли SMS от Макса, сердце бешено колотится, но Макс тут ни при чем. Пришло уведомление о матери. Я уже и забыла, что несколько лет назад настроила оповещения на все события, связанные с ней. Когда мои друзья из прежней школы узнали про гугл-оповещения, они решили следить за телезвездами или поп-певцами. С кем он теперь встречается? Что она купила в супермаркете? Я сделала другой выбор – мама. Но моя мать была неуловимее любой телезвезды. Так что оповещения были практически бесполезны… но это раньше.

Я потрясенно смотрю на экран, потом кладу телефон в карман и иду домой. Папа в гостиной читает «Нэшнл Географик».

Он начинает говорить первым.

– А знаешь ли ты, что в некоторых папуасских племенах батат ^[19] считается священным?

– Впервые слышу, – говорю я. – Послушай, пап…

– Если у человека вырастает крупный батат, он должен отдать его соседу, чтобы тому стало стыдно и он вырастил батат еще крупнее.

– Пап, – говорю я.

– Не знаю, едят ли они их вообще! – восклицает он. – Наверное, нам пора пересмотреть праздничное меню на День благодарения, как думаешь?

– Пап, – почти кричу я. Сегодня у меня не хватает терпения на эти сомнительные факты.

– А что случилось? – Он наконец поднимает глаза, будто только меня заметив.

Тут я ненадолго замолкаю. Моя новость ему не понравится. Глубоко вдыхаю, набираясь решимости.

– Ты в курсе, что Мадлен приезжает в Вашингтон? – спрашиваю я.

Выражение папиного лица стремительно меняется с радостного на мрачное, а потом на абсолютно невозмутимое.

– Лучше бы ты ее мамой называла, – говорит он. Я ничего не отвечаю, и он уточняет: – Откуда ты знаешь?

– Это все гугл-оповещения, – говорю я. Чем точнее мои ответы, тем меньше у него шансов сменить тему.

– Понятно, – говорит он, опускает журнал и задумчиво кладет ладони на колени.

– Как ты думаешь, мы с ней увидимся? – спрашиваю я.

– Возможно, – говорит папа, глядя на часы, в окно – куда угодно, но только не на меня.

– Возможно? – спрашиваю я. И мне хочется продолжить: Думаешь, моя мать вдруг решит заскочить в гости, чтобы впервые за десять лет наконец повидаться с собственной дочерью? Но я решаю промолчать.