Книга Покушение, страница 100 – Александр Беляев

— Вы совершили самое тяжкое преступление перед Родиной. Вы изменили ей и стали на путь прислужничества ее врагу. На смягчение меры наказания себе вы можете надеяться только при добровольном оказании помощи следствию в полном раскрытии всех преступлений, совершенных как лично вами, так и вашими сообщниками, — неизменно отвечали ему.

— Конечно, конечно, — с готовностью соглашался «двадцать второй».

— О фотографиях каких объектов шла речь в радиограмме, посланной вам центром в сентябре минувшего года? — продолжал допрос следователь.

— Во всех радиограммах шла речь только о фотографиях некоторых ворот зданий и дворов на улице Арбат, гражданин следователь, — ответил «двадцать второй».

— Кто, когда и с какой целью фотографировал эти ворота и дворы?

— Мне известно, гражданин следователь, что еще летом сорокового года Баранова начала подробно изучать дома и дворы на Арбате. Она знакомилась с ними и тайно фотографировала их портативным фотоаппаратом, вмонтированным в зажигалку. С какой целью это делалось, мне неизвестно, — ответил «двадцать второй».

— А откуда вам известно о фотографировании?

— Я сам присутствовал во время этих съемок. Мы гуляли с ней по улице, заходили в магазины, останавливались там, где ей было надо, я предлагал ей папиросу, она прикуривала от зажигалки и таким образом фотографировала то, что считала нужным.

— Что делала она с этими фотографиями потом?

— Это мне неизвестно. Но думаю…

— Что?

— Что не делала ничего. Или, вернее, не сделала ничего, — поправился «двадцать второй».

— Почему?

— Потому что в самом конце сентября сорокового года я сам закладывал по просьбе Барановой уже готовые фотографии в тайник в ее новой квартире на Арбате.

— А вы не допускаете мысли, что это были уже вторые, а возможно, и третьи экземпляры?

— Об этом судить не берусь. Но то, что она не отправляла фотографии в Берлин, — это мне известно точно. Иначе я, как радист при Барановой, сообщил бы о готовой посылке в центр. Ибо только после моих радиограмм за посылкой прибывал тот, кто переправлял ее дальше, — ответил «двадцать второй». Но о чем-то подумав, добавил: — Не делал я этого и потом, вплоть до сентября сорок третьего года, когда получил неожиданно приказ выяснить, были ли сделаны эти фотографии и где они находятся.

И далее «двадцать второй» рассказал, как дважды ходил на квартиру Барановой, как оба раза его постигла полная неудача, как он долго ждал от Барановой с оказией ее зажигалку-фотоаппарат и наконец получив его, сделал нужные снимки, заложил пленку в тайник и сообщил об этом в центр.

Услышав о тайнике, следователь тотчас же прервал допрос. На Собачью площадку немедленно выехали люди. Тайник нашли. Не обнаружив себя, устроили засаду. Прождали двое суток. А потом, когда все же решили убедиться в наличии в нем контейнера, оказалось, что тайник пуст. Следователь сразу же заподозрил неладное и на очередном допросе сказал об этом «двадцать второму». «Двадцать второй» от страха, что ему не верят, даже начал заикаться.

— Я говорю правду. Поверьте мне: чистую правду, — бормотал он, умоляюще глядя на следователя. — Я закладывал пленку в неработающую трубу…

— Когда же ее оттуда успели изъять? — прищурившись, спросил следователь.

— Не знаю… Ведь сколько времени прошло…

— А может быть, вы закладывали ее в другой тайник? Вспомните!

— В этот, гражданин следователь. В трубу! В нее самую! Другими тайниками я никогда не пользовался. И, если хотите, я это докажу.

— Чем?

— Из центра должно поступить подтверждение о том, что посылка получена.

— Когда?

«Двадцать второй» быстро записал на листке бумаги рабочую и запасную волны, на которых принимала указания центра его рация.

— Я ждал от них сообщений по четным числам в первой половине дня. По нечетным — во второй, — сказал он. — Подтверждение через сутки дублируется. Подтверждение я не давал.

— Этого мало, — заметил присутствовавший на допросе Доронин. — И не очень убедительно. Они подтвердят, что получили пленку. А нам нужно подтверждение того, что для передачи был использован тайник на Собачьей площадке. Улавливаете разницу?

«Двадцать второй» совсем растерялся.

— Но я действительно использовал только этот тайник, — упавшим голосом проговорил он.

Доронин и следователь переглянулись.

— Вы знакомы со связным, который берет из тайника ваши посылки? — спросил Доронин.

— Никогда его в глаза не видел, — поклялся «двадцать второй».

— А с тем, кто передал вам фотоаппарат от Барановой?

— Того видел. И неоднократно.

— Опишите его.

«Двадцать второй» составил довольно подробный словесный портрет связного.

— Он не может оказаться одним и тем же лицом? — спросил следователь.

«Двадцать второй» неопределенно пожал плечами.

— А как ваш связной поддерживает контакт с Барановой? — спросил Доронин.

И на этот вопрос «двадцать второй» не смог дать ответа.

— Хорошо, — примирительно сказал Доронин. — Мы сами разберемся, насколько правдивы ваши показания. Мы составим текст сообщения о том, что вами подготовлена вторая посылка, а вы передадите это донесение в центр.

— Я все сделаю, как вы скажете, — с готовностью согласился «двадцать второй». — Но придется подождать срока выхода на связь.

— Подождем, — понял Доронин. — А теперь скажите, где Баранова?

И снова на лице у «двадцать второго» появилось выражение растерянности.

— Я не знаю, где она в данный момент.

— Но вы же получили от нее фотоаппарат, — напомнил Доронин.

— Мне передал его связной. А где она сама, мне неизвестно…

— Какая между вами установлена связь?

— Когда Баранова была в Ташкенте, мы обменивались телеграммами и изредка переговаривались по телефону. В начале марта я передал ей указание вернуться в Москву. После этого ко мне три раза приходил от нее связной. Спрашивал, что мне надо. Но где она — не сообщал, — объяснил «двадцать второй».

«Старая лиса не доверяет даже своему радисту, — подумал о Барановой Доронин. — Ну да теперь все равно никуда не денется. Не радист, так связной наведет на ее след».

— А если он придет четвертый раз и не застанет вас дома, что тогда? — спросил он.

— Тогда он оставит в потайном месте ключ.

— Какой ключ? От чего?

— Обыкновенный ключ от замка. Просто знак, что он был и станет заходить каждый день в три часа дня.

— Где это потайное место?