Книга Румо, или Чудеса в темноте, страница 158 – Вальтер Моэрс

— И если я все правильно понял… — тихонько добавил Фрифтар.

— Что? — перебил Гаунаб, окончательно проснувшись. — Что ты випрально няпол?

— Если я правильно понял, тем самым вы исполните Красное пророчество.

— Я?

— Ну разумеется! — Фрифтар хлопнул себя по лбу. — Вот ваше предназначение!

— Назнапредчение?

— Конечно! — воскликнул Фрифтар. — Как я раньше не догадался? Красное пророчество исполняется! Вы — Гаунаб из Гаунабов! Начнется новая эра!

Гаунаб опешил.

— Но ведь льтоко дуюслещему Набугау стопредит тасть Набогаум из Набогаув, — возразил он.

— Вовсе нет, Ваше Величество! Вы не последний, а первый из Гаунабов! Возможно, кто-то ошибся в расчетах. Или неверно истолковали пророчество. Победа над вольпертингерами станет первой официальной войной против наземного мира. А значит, исполнится Красное пророчество. И вы станете Гаунабом Первым! Гаунабом из Гаунабов!

— Да! — взвизгнул Гаунаб. — Я Набгау! Набгау из Набогаув! — король ожесточенно колотил подушку.

Фрифтар перевел дух. Король загорелся идеей.

— Набгау! — каркал Гаунаб. — Набгау из Набогаув! Да, да! Зиве няме к рафукам! Я копринчу гертинперволей! Копринчу! Копринчу!

МУЗЫКА ЖИЗНИ

Йети и вольпертингеры молча двинулись к башне генерала Тиктака, невзирая на суматоху, творившуюся вокруг Театра красивой смерти. Всюду разбросаны куски поверженного фраука и его дурно пахнущие внутренности, беляне и гомункулы спешили на помощь раненым, не обращая внимания на чужаков.

Вот они у черной башни генерала. Румо и Рольфу предстояло тяжелое испытание: унести тело Ралы домой.

Оба молча вошли в башню, пока их сородичи обсуждали обратный путь.

— Она там, наверху, — сказал Румо.

Они поднялись по лестнице в камеру пыток, и Румо отворил дверь, пропуская Рольфа вперед.

Рала стоит посреди камеры, бледная, как призрак. Щеки ввалились, под глазами — темные круги, вся дрожит, едва не падает. Смейк и Колибриль поддерживают ее, доктор щупает пульс.

— Ба-бом, ба-бом, ба-бом! — повторял доктор. — Музыка жизни. Можно слушать бесконечно. Классика.

Рольф бросился навстречу Рале, брат с сестрой обнялись. Румо стоял как вкопанный. Как всегда при виде Ралы, он смутился.

— Ну же, — ухмыльнулся Смейк. — Чего замер, мальчик мой? Чудо жизни! Скромно замечу, что я принял в нем некоторое участие. Как в театре? Все уго?

Румо стоял как громом пораженный.

— Что? — рассеянно переспросил он.

— А, это такая фигура речи, — ответил Смейк. — Я спросил, все ли в порядке.

— Театр разрушен, — прошептал Румо. — Мой народ свободен. Генерал Тиктак мертв.

— Кто такой генерал Тиктак? — спросила Рала.

Все замолчали. Румо и Рала смущенно переглядывались, будто оба очнулись от кошмарного сна. Румо нащупал шкатулку на поясе, но не стал ее доставать.

— Нужно уходить, — проговорил Румо. — Воспользуемся суматохой, чтобы сбежать из города.

— Верно, — отозвался Смейк. — Всем нам есть о чем рассказать друг другу. Но сперва выберемся из этого отвратительного города.

ЙЕЛМА

Никто не решился помешать вольпертингерам и йети покинуть Бел. Они шли по пустым темным улицам, местные старались не попадаться им на глаза, а если попадались — тут же прятались в потемках.

Укобах и Рибезель шли впереди, так как знали кратчайший путь из города. За ними следовал Шторр-жнец со своими людьми, а вольпертингеры замыкали шествие. Румо догнал Шторра, чтобы кое о чем спросить.

— Зачем ты пошел за мной в Бел?

— Зачем? — усмехнулся Шторр. — А зачем меня понесло в зыбучий песок Беспределии? Потому что я тупица!

— Это точно! — крикнул кто-то из йети.

— А почему ты спрашиваешь? — Шторр заскрипел черными зубами. — Я скажу тебе зачем: уж точно не ради тебя. Я пошел ради Йелмы.

— Что за Йелма? — спросил Румо.

— Ну, слушай, — начал Шторр. — Я много думал о тебе, парень, после того как высадил из лодки. Плавал по черному озеру и размышлял, какой же ты идиот.

Румо фыркнул.

— А потом я расхохотался. Целый день в себя не мог прийти, вспоминая твою дурацкую затею одному пойти в Бел и драться с целой армией чертей, чтобы освободить возлюбленную. Ох, как же я хохотал.

Йети у него за спиной язвительно осклабился.

Румо уже и сам был не рад, что спросил.

— А потом я зарыдал, — продолжал Шторр. — Ну как, зарыдал — у нас, мертвых йети, не бывает слез. Больше похоже на сухой кашель, но так уж мы плачем, понял? Ревел я не из-за тебя, даже не надейся! Я черствый старый йети, и мне совершенно ни до кого нет дела. Окажись рядом лучший друг — а друзей у меня нет! — так вот, окажись он рядом и ударь в него молния, я бы и ухом не повел, понял?

Шторр взглянул на Румо мертвыми глазницами.

— Понял, — ответил Румо.

— Нет, я рыдал вовсе не поэтому. Рыдал я оттого, что увидел в тебе свое отражение, будто я не старое, мертвое страшилище, а молодой и сильный йети, каким был в твоем возрасте!

Румо кивнул.

Голос Шторра зазвучал моложе и звонче.

— Я один мог уложить двоих, троих — да что там — полдюжины йети. Я даже мочился против ветра! Мир принадлежал мне, и все в нем жили по законам Шторра, усек? Не зря меня прозвали Шторр-жнец. Йети с горячим сердцем!

— Это уж точно, — поддакнул йети, шедший позади.

Шторр снова понизил голос:

— В те времена я полюбил одну девушку-йети. Ее звали Йелма. Ну, там грустная история. Если вкратце — Йелма умерла. Заболела и вскоре умерла. О, как бы я хотел вернуть ее. Да узнай я, что ее утащили в город, где полным-полно злобных чертей, я бы голыми руками прорыл туда дорогу и вызволил мою Йелму! Но не было никакого города чертей, она просто умерла. Я понемногу успокоился, состарился, а в конце концов и сам умер, ну, или почти умер. Вот так.

Шторр надолго умолк. Его душил сухой кашель.

— А тут тебя заносит ко мне в лодку, и ты рассказываешь, что направляешься в город, кишащий чертями, чтобы освободить возлюбленную, один, с кухонным ножиком. И вот, когда ты ушел, а я вдоволь наревелся, нахохотался и все обмозговал, я сказал себе: «Отчего бы тебе не пойти следом за маленьким идиотом? Отчего бы не пойти в город, где полным-полно чертей, и рискнуть еще раз? Если ты этого не сделаешь, твоя Йелма никогда не простит тебя, и ты не посмеешь показаться ей на глаза, когда окончательно умрешь».