Онлайн книга «Фарамунд»
|
Фарамунд дернулся: — Ты о чем? — Ты же велел: с самого начала, — торопливо сказал парень. — Но если хочешь, это могу пропустить, а начну сразу от Адама и Евы... Фарамунд ощетинился: — Ты кем был у римлян? — Господин, такого слова нет на нашем языке. Но я был тем, кто имеет право говорить в глаза правду самому цезарю... Фарамунд поморщился: — Понятно, шутом. Ладно, шут, ты только не забывай, что сейчас мне не до веселья. Даже будь в твоей шкуре лучший поэт вселенной, я тебя повешу через минуту, если не скажешь, откуда знаешь, кто я и что ищу. Шут снова рухнул на колени: — О, господин!.. О тебе уже пошел слух. А римляне потому и владыки мира, что у них есть карты. И они знают, в каком месте на карте о чем говорят, чего добиваются, на чем местного вождя можно купить или поймать! Уже ширится слух, что ты завоевываешь бурги для своей женщины. Ее похитил твой соперник, ты ее разыскиваешь... Я знаю только, что ты был близок, очень близок! Ты, в своей неизреченной премудрости, свойственной юным народам, выбрал единственно верный путь. Если бы не наш обоз, ты бы во-о-о-н на той дороге перехватил отряд Настиона, что перевозил ее из полевого лагеря в крепость. Фарамунд вскрикнул, как раненый в самое сердце огромный зверь: — Она была так близко? — Рядом, — ответил шут сочувствующе. — Я видел с телеги, как там поднялась пыль, когда вы напали на этот несчастный обоз. Они улепетывали со всех ног! Еще бы... — Почему? — спросил Фарамунд жадно. — Их было не больше десятка воинов, — объяснил шут. — Они сопровождают повозку, в которой и везли Лютецию. Я видел ее в лагере дважды! — Скажи, — вырвалось у Фарамунда, — как она выглядит? — Она, в самом деле, рождена для небес, — сказал шут почтительно. — В ней есть та царственность, что приходит только с породой. Неужели Господь, в самом деле, и людей выводит так же, как человек выводит породы собак?.. Ее спина всегда прямая, и когда она смотрит на своих похитителей, то выглядит так, словно это они у нее в плену. — Да, — сказал Фарамунд жадно, — это она... — Стерегут ее два брата-великана: Корнуган и Настион. Это не люди, а вовсе чудовищные башни, закованные в железо. Это франки, что служат римлянам... вернее, указывают им разные услуги. Доспехи им сковали на заказ, а мечи у них... прости рекс, не короче твоих, а ростом и силой оба превосходят всех сущих на земле. На месте битвы трупы жадно расклевывало воронье, волки рычали и дрались за лакомые внутренности. Трупы уже почернели, распухли, над поляной стоял звон от множества крупных навозных мух. Со всех сторон сходились жуки и муравьи, а подземные зверьки начали подрывать вокруг трупов землю, спеша опустить в глубины, где будут лакомиться без помех. На той дороге, куда указал шут, они легко нашли отпечатки подков двух огромных коней. Под великанами и кони оказались великанскими, Фарамунд измерил ладонью ширину копыт, представил себе размер коня, мурашки пробежали по коже. На богатырских конях и люди не простые, не простые... — Вперед, — сказал он сквозь зубы. — Вперед, пока эти звери не спрятались где-нибудь в укрепленном месте. — Рекс, откуда здесь укрепления? — Откуда и наше, — бросил он. — На этих землях быстро растут не только грибы. — Я знаю, — заверил Вехульд. — Дальше только настолько дикие леса, что нет ни клочка свободной земли. А вырубить такой лес, чтобы построить крепость, сил человеческих не хватит! — А выжечь? — Среди таких болот? — фыркнул Вехульд. — Сейчас жара. — Сгорит только мох, — предположил Вехульд. — Да еще кусты... Но деревья стоят! Думаешь, не было здесь пожаров? — Ладно, но должны быть люди, деревни... Вехульд подумал, согласился: — Верно. Но если им кто и окажет помощь, то что нам несколько поселян? Там могут быть одни землянки. На ночлег остановились в сотне шагов от дороги. Костер развели в яме под прикрытием широкого выворотня. Дым рассеивался среди листьев, даже с дороги не заметить, разве что чуткие ноздри уловят запах гари. Коней стреножили и пустили пастись на соседней поляне, Вехульд, не доверяя рядовым воинам, остался сторожить первым. Кроны смыкались плотно, а когда костер погас, все погрузилось во тьму, словно мир оказался в мешке с угольной пылью. Ветви не пропускали лунный свет, Фарамунд погрузился в сон, страшась, что прозевает утро. Однако проснулся он первым. Из полумрака смутно проступали очертания огромных стволов, над головой что-то робко чирикнуло. Деревья становились выпуклее, объемнее, рассвет все-таки проник под плотную крону. — Пора, — сказал он с жадным нетерпением. — Вехульд, не спишь? Вели седлать коней! Трое суток они гнались за похитителями. На четвертый день золу на месте костра застали еще горячей. Фарамунд в отчаянии пришпоривал измученного коня, но тот лишь хрипел, мотал головой, морда в пене, а брюхо в мыле. — Привал, — прокричал сзади Вехульд. — Иначе... иначе завтра уже ни на что не будем годны! Между деревьями словно натянули золотую паутину. Верхушки деревьев сверкали. Хотя закатное солнце еще не налилось пурпуром, но белки превратились в огненные комки и шмыгали по стволам, как клочья пожара. Люди спешно расседлали коней, вытирали им мокрые бока. Во всем лесу от вершинок до корней внезапно наступила тишина. Звери и птицы спешно устраивались на ночь, зная, как быстро в лесу наступает темнота. А рано утром они мчались на конях до полудня, а потом Унгардлик, который взял на себя роль проводника, резко натянул повод: — Всем стоять!.. Дальше придется пешком. — Почему? — спросил Фарамунд зло. Из кустов высунулся молодой воин, совсем безусый, глаза расширенные от счастья: — Они остановились на привал! Среди бела дня!.. Вы наткнетесь, спугнете... Фарамунд молча соскочил на землю. Вехульд быстро оглядел воинов, кого-то придется обидеть, оставить с лошадьми. — Пятеро будут следовать за нами в отдалении, — велел он. — С конями... Верно, рекс? Фарамунд поддернул перевязь, чтобы рукоять меча была поближе к ладони. — Верно, верно. Унгардлик, веди! Унгардлик кивнул юноше, вдвоем скрылись в зарослях, даже ветки не колыхнулись. Фарамунд метнулся следом, сердце стучало громче, чем стук подкованных коней. Тропки уже давно не было. Унгардлик то появлялся, то исчезал. А когда он прилег за огромным вывороченным пнем и уже не двигался, только дважды нетерпеливо оглянулся на Фарамунда, у того сердце внезапно оборвалось. |