Книга Приговоренный к страсти: Невиновен, но очень опасен, страница 8. Автор книги Криста Уэнслоу

— Ваш особенно, — язвительно бросила Николь.

Он оставил ее замечание без внимания.

— И вот что я вам скажу: Митч умрет со смеху, когда узнает, что свой отпуск я провел в компании частного детектива, которого я принял за стриптизершу.

— Повторяю, мне очень жаль, что я расстроила ваши планы.

— О, дело не в этом. Жаль, конечно, что мои фантазии не сбылись, но до моего дня рождения еще несколько дней, так что надежда жива. — И он многозначительно подмигнул ей.

Николь представила, чего именно может ожидать мужчина от стриптизерши, и ей стало жарко.

— Надежда? Надейтесь на снисходительность судьи, Букнер.

Он, похоже, ничуть не обиделся.

— Завтра утром я с удовольствием расскажу вам о том, что увижу сегодня во сне. Во всех деталях.

Николь и сама могла бы рассказать ему много интересного. Недостаток сексуального опыта в реальной жизни поневоле приходилось компенсировать эротическими фантазиями, в которых она всегда отводила себе доминирующую роль.

— Спасибо, но я прекрасно обойдусь без ваших подробностей, так что оставьте их при себе.

— Как хотите. Но разве не любопытно заглянуть в мир другого человека? Ведь фантазии выражают наши подсознательные стремления.

— А кто такой Митч?

— Митч? — Ким облизал губы и потянулся за вторым чизбургером. — Митч Кентрелл — мой давний друг и компаньон. — Он отпил колы и с сожалением покачал головой: — Пожалуй, надо было взять три чизбургера.

Николь посмотрела на него с невольным восхищением, которое всегда вызывали у нее мужчины с хорошим аппетитом.

— Значит, вы вместе с ним занимаетесь угонами? И что, неплохо получается?

Ким рассмеялся, легко и беззаботно, хотя Николь не видела в своем вопросе ничего смешного.

— Нет, Митч — мой партнер по бизнесу. Мы с ним владеем магазином в Рединге. Продаем автомобили и приборы дорожного контроля.

— Значит, сначала вы похищаете машины, а потом сами же их и продаете. Рискованное занятие. — Она даже не старалась скрыть иронию. — Я думала, что краденые машины обычно вывозят за границу или по крайней мере в другой штат.

— Понимаю, что вы имеете полное право не верить мне, но, повторяю, я не вор. Хотя криминальный опыт у меня имеется. Мне было шесть лет, когда я украл в супермаркете пачку жевательной резинки. Дома мое преступление раскрылось, и мама сразу же отвела меня в магазин. Мне выдали по полной программе, и я зарекся брать чужое. Можно сказать, вовремя остановился.

Николь покопалась вилкой в салате.

— Интересная история. Мне кажется, вы ее только что придумали. Кстати, а как называется ваш магазин?

— «Мэйфлауер».

— Прекрасное название, не правда ли?

— Вы напрасно иронизируете, мисс Линдсей. Мы купили этот магазин после смерти моего отца, несколько лет назад.

И Николь снова захотелось ему поверить. С другой стороны, она хорошо знала, насколько изобретательными бывают преступники.

— Вы упомянули о приборах дорожного контроля, что это такое?

Ким поднял палец, призывая ее подождать, пока он дожует чипсы, а Николь подумала, что пауза нужна ему, чтобы сочинить нечто правдоподобное.

— Извините. — Ким вытер губы и встряхнул пластмассовый стакан из-под колы. — Вы спросили о приборах дорожного контроля?

— Да. — Николь уже не сомневалась, что Букнер попал в ловушку и понятия не имеет ни о каких приборах.

— Считаете, что положили меня на лопатки, мисс Линдсей? Не стану отрицать, не люблю оказываться внизу.

— Это дело вкуса, мистер Букнер. — Николь решила не оставаться в долгу. — И конечно, способностей. Итак?

— Итак, мы продаем дорожные заграждения, светофоры, указатели, сигнальные и разделительные контуры, парковочные счетчики и даже отражатели. — Он победоносно усмехнулся и развернул пакет с вишневым пирогом. — Ну что, я вывернулся? Или назвать что-то еще?

— Очко в вашу пользу, мистер Букнер. — Николь забарабанила пальцами по столу, досадуя на себя за неудачу. — И что же, торговля дорожными знаками так утомила вас, что вы сочли необходимым удалиться на недельку от дел и передохнуть на берегу с удочкой в руках?

Ким ловко разрезал пластмассовым ножом внушительный кусок сочного, облитого шоколадом пирога, причмокнул губами и посмотрел на Николь.

— Я не брал отпуск более двух лет, и мне необходимо побыть одному, вдали от дел и привычной городской суеты. — Ким выдержал паузу, чтобы уделить внимание пирогу, после чего продолжил: — Когда умер отец, мне все пришлось начинать заново. Могу без ложной скромности сказать, что преуспел в профессии, добился успеха, но заплатил за все это слишком высокую цену, пожертвовав, помимо прочего, личной жизнью.

— Извините, мистер Букнер, но вам ведь двадцать восемь лет. Это не тот возраст, когда мужчины ставят точку в личной жизни. И мне показалось, что вам нравится ваш бизнес. Откуда же тогда это разочарование?

— Честно говоря, я и сам не знаю, в чем дело. После колледжа я на два года уехал в Лос-Анджелес, намереваясь начать карьеру юриста. Потом заболел отец, и мне пришлось вернуться. В Рединге юристов хватало и без меня, так что ничего не оставалось, как торговать автомобилями. Возможно, если бы не обстоятельства, я занимался бы чем-то другим.

Николь сложила руки на груди, и Ким поймал себя на том, что не может оторваться от этой груди — высокой, полной, соблазнительно натянувшей топ.

— Расскажите мне о себе, мистер Букнер.

Ким с трудом отвел взгляд от проступивших под тканью топа бугорков сосков и взялся за остаток пирога. Только сейчас до него дошло, что Николь искусно направила обычную застольную болтовню в русло допроса.

— Рассказывать особенно нечего. Я единственный ребенок в семье и всю жизнь слушал отца, рассказывающего о том, какие жертвы он принес ради того, чтобы у меня все было хорошо. Старик не преувеличивал, он и впрямь отказался от многого, забыв о своих интересах и увлечениях. В конце жизни ему не повезло — болезнь отняла возможность работать, а компаньон обанкротил фирму, основной капитал в которой принадлежал отцу. Представляю, какой груз вины лежал на бедняге в последние месяцы, когда он понял, что его единственное наследство сыну — это долги.

На некоторое время в комнате воцарилась тишина, потом Николь негромко спросила:

— А ваша мать?

— Она умерла, когда я учился в колледже.

— Извините, я…

— Ничего. У многих ситуация куда хуже. Тысячи людей вообще не знают своих родителей.

— Неужели у вас никогда не было подруги?

Ким усмехнулся. Он не мог пожаловаться на отсутствие женского внимания. В Лос-Анджелесе подружки менялись едва ли не каждую неделю. Потом, вернувшись в Рединг, Ким постарался остепениться и, так сказать, стать на якорь в тихой семейной гавани. Но старые привычки умирают долго: он даже после помолвки не считал себя по-настоящему чем-то обязанным.