Книга Тень ночи, страница 4 – Дебора Харкнесс

Поначалу Мэтью охотно отвечал на мои вопросы о Ките (оказалось, тот был сыном сапожника) и Джордже (к моему удивлению, Чапмен был немногим старше Марло). Но когда я перевела разговор в практическое русло и стала расспрашивать об управлении хозяйством и поведении женщин в Елизаветинскую эпоху, Мэтью быстро заскучал.

– А что ты скажешь по поводу моей одежды? – спросила я, вовлекая его в сферу моих первостепенных забот.

– Сомневаюсь, что замужние женщины спят в таких нарядах, – сказал Мэтью и потянулся к моей полотняной ночной рубашке, больше напоминающей платье.

Он развязал тесемки кружевного воротника и собирался поцеловать меня пониже уха, дабы я приняла его точку зрения. Но в этот момент кто-то одним рывком раздвинул занавески балдахина. В глаза брызнул яркий солнечный свет, заставив меня сощуриться.

– Что скажешь? – спросил Марло.

У него за спиной, глядя через плечо, стоял смуглый демон, напоминавший юркого лепрекона. Худощавый, с острым подбородком. Темно-рыжая бородка клинышком делала подбородок еще острее. Судя по волосам демона, они неделями не встречались с гребнем. Я схватилась за воротник рубашки, прекрасно сознавая, насколько она прозрачна. Под ней не было ничего.

– Кит, ты видел рисунки господина Уайта, сделанные в Роаноке. Эта ведьма совсем не похожа на туземцев Виргинии, – ответил незнакомый демон.

Он был явно разочарован моим видом и потому не сразу заметил Мэтью, сердито глядящего на него.

– О! Доброе утро, Мэтью. Ты позволишь мне воспользоваться твоим пропорциональным циркулем? Клятвенно обещаю, что больше не потащу его на реку.

Мэтью уткнулся лбом в мое плечо и со стоном закрыл глаза.

– Должно быть, она явилась к нам из Нового Света или из Африки, – настаивал Марло, по-прежнему отказываясь называть меня по имени. – Нет, не из Честера она. Не из Шотландии, Ирландии, Уэльса, Франции или Империи. Не верю, что она голландка и уж тем более испанка.

– И тебе доброго утра, Том. Скажи, какая причина заставляет вас с Китом обсуждать происхождение Дианы в столь ранний час и в моей спальне? – спросил Мэтью, завязывая тесемки на воротнике моей рубашки.

– До чего ж приятно возлежать в постели, даже если лихорадка лишила тебя рассудка. По словам Кита, должно быть, ты женился на этой ведьме в самый разгар лихорадки. Иначе объяснить твою беспечность невозможно, – прогремел Том.

Его манера говорить была типичной для демонов, равно как и их обыкновение не отвечать на прямые вопросы.

– Дороги были сухими, и потому мы добрались сюда несколько часов назад.

– И с появлением вашим вино исчезло, – посетовал Марло.

Он сказал «мы»? Кто еще пожаловал сюда вместе с демоном Томом? Олд-Лодж становился крайне населенным местом.

– Пошли вон! Прежде чем поздороваться с его светлостью, мадам должна умыться, – заявила Франсуаза, войдя в спальню с тазом горячей воды.

Пьер, как всегда, тащился следом за ней.

– Неужто случилось что-то важное? – Джордж вошел в спальню, не объявив о своем появлении и помешав Франсуазе выпроводить отсюда обоих демонов. – Лорда Нортумберленда оставили одного в большом зале. Будь он моим покровителем, я бы не вел себя с ним подобным образом!

– Хэл читает трактат об устройстве весов. Мне тут прислал один пизанский математик. И вполне доволен, что ему не мешают, – раздраженно ответил Том, присаживаясь на край постели.

Он ведь говорит о Галилео, догадалась я, ощутив волнение.

В 1590 году Галилео был новичком в профессорской среде Пизанского университета. Его работа о гидростатических весах еще не была опубликована.

Том. Лорд Нортумберленд. Некто, переписывающийся с Галилео.

Я изумленно разинула рот. Демон, пристроившийся на краю стеганого одеяла, должно быть, Томас Хэрриот.

– Франсуаза права. Пошли вон отсюда! Все! – потребовал Мэтью.

Он был раздражен не меньше Тома.

– А что мы скажем Хэлу? – спросил Кит, бросая на меня многозначительный взгляд.

– Вскоре я к нему спущусь, – ответил Мэтью.

Он повернулся и крепко прижал меня к себе. Дождавшись, когда его друзья покинут спальню, я что есть силы ударила его в грудь.

– Это за что?

Мэтью поморщился, изображая боль, хотя на самом деле больно было моему ободранному кулаку.

– За то, что не рассказал заранее, кто у тебя в друзьях! – Я приподнялась на локте, сердито глядя на Мэтью. – Подумать только! Великий драматург Кристофер Марло. Джордж Чапмен, поэт и ученый. Математик и астроном Томас Хэрриот… Думаю, я не ошиблась. А внизу дожидается граф-чародей!

– Не помню, когда Генри успел заработать это прозвище. Пока его никто здесь так не зовет.

Вид у Мэтью был изумленный, что рассердило меня еще сильнее.

– Осталось дождаться сэра Уолтера Рэли, и в этом доме соберется вся Школа ночи.

Услышав из моих уст упоминание о легендарной группе радикальных политиков, философов и вольнодумцев, Мэтью повернулся в сторону окна. Я мысленно перебирала имена. Томас Хэрриот. Кристофер Марло. Джордж Чапмен. Уолтер Рэли. И…

– А кто же тогда ты, Мэтью?

Почему-то я не удосужилась спросить об этом до нашего перемещения сюда.

– Мэтью Ройдон, друг поэтов, – слегка кивнув, ответил он, будто нас только что представили друг другу.

– Историки почти ничего о тебе не знают, – сказала я, не переставая удивляться.

Мэтью Ройдон был самой туманной фигурой из всех, кто входил в таинственную Школу ночи.

– Думаю, ты не слишком удивлена, узнав, кем на самом деле является Мэтью Ройдон? – спросил он, изогнув черную бровь.

– Удивления мне хватит на всю оставшуюся жизнь. Надо было меня предупредить, прежде чем зашвырнуть в гущу здешних событий.

– И что бы ты сделала? Нам едва хватило времени, чтобы одеться. Где уж там было обсуждать проект исследований! – Мэтью повернулся, спустив ноги на пол. Наше время наедине было прискорбно кратким. – Диана, у тебя нет причин для беспокойства. Они обычные люди.

Что бы Мэтью ни говорил, я не считала его друзей обычными людьми. Школа ночи придерживалась еретических воззрений, злословила насчет продажности двора королевы Елизаветы и насмехалась над интеллектуальными претензиями духовенства и ученых. «Безумны, скверны и опасны для знакомства» – эти слова как нельзя лучше описывали Школу ночи. Вместо тесного круга друзей, празднующих Хеллоуин, мы очутились в осином гнезде интриг Елизаветинской эпохи.

– Даже если отбросить безрассудство, присущее порой твоим друзьям, не жди, что я буду равнодушно зевать, когда ты знакомишь меня с теми, чью жизнь и творчество я изучала все свои взрослые годы, – сказала я. – Томас Хэрриот – один из выдающихся астрономов его времени. Твой друг Генри Перси – алхимик.