Онлайн книга «Спасти СССР. Манифестация»
|
– «Киммерийское лето»? – прочел папа с зеленой обложки. – Про греков, что ли? – Не совсем, – улыбнулся я. – На, вникай. Папа отложил книгу и, чуть помедлив, спросил: – Как там твоя Мелкая? Наладилось у нее дома? Я покривил лицо: – Лучше, но не очень. Но там это «не очень» будет постоянно. Я буду за ней приглядывать. Папа помолчал, пристально меня разглядывая, потом уточнил: – Помощь какая нужна? – Деньги есть. А черного кобеля… Ну, сам понимаешь, – махнул я с безнадежностью рукой и перевел разговор: – Тебе живот-то сильно распороли? – Да нет, постарались на славу: шесть сантиметров всего. – Пижоны… – Если что, расширились бы. – Папа потыкал пальцем в повязку и поморщился. – Я в ординаторскую зайду, да? Чтобы посмотрели шов? Папа с сомнением поглядел на посаженную на клеол повязку. – Да, надо бы проверить, – протянул задумчиво. Я побыл с ним еще минут пять и засобирался – неловкость продолжала висеть в воздухе, и разговор постоянно пробуксовывал. – Ты там это… – Папа настороженно взглянул на меня. – Не болтай пока ничего лишнего. – Понятно дело, не дурак, – ответил я. На том и расстались. В ординаторской было пусто. Я озадачил молоденькую постовую, а потом побрел, размышляя, по коридору. Похоже, пришла пора изменять принципам. Или нет? Невольно прогибая мир вокруг себя по-новому, я старательно сохранял приватность близких и знакомых. Тому можно было найти несколько рациональных объяснений, но намного важней для меня было иное: я не хотел превратиться в одинокого мизантропа. Сейчас же… Сейчас мне надо было понять, не совершает ли батя ошибку. Я не собирался учить его жизни, но есть ли вообще у него этот шанс – взлететь в новой жизни? В этом можно было попытаться разобраться. А раз можно, то и нужно. Во мне медленно закипала злость – не на кого-то конкретно, а вообще на жизнь. И так на горбу почти неподъемный груз, так вот на тебе еще сверху ворох житейских проблем. Да и то ладно, что ворох, – разберусь. Но где, мать его, найти на все на это время?! Время – вот что постоянно ограничивает меня. Дурацкое положение – я могу решить почти любой вопрос по отдельности, но не могу решить их все вместе. От чего отрезать? Что лишнее? Тома? Мелкая? Семья? Математика? Все. А больше у меня ничего и нет. Я невольно закряхтел, словно корячась под неподъемным грузом. «Надо выкручиваться, – приказал сам себе, – и вертись как хочешь!» С этими благими мыслями я свернул к туалету. В большом предбаннике, общем для мужской и женской секций, симпатичная санитарка колдовала над оцинкованным ведром, взбивая щеткой содержимое. Можно было не принюхиваться – характерная вонь лизола легко перебивала и табачный дым, и ядреный запах сортира. Я остановился, словно налетел на стену. Девушка что-то почувствовала и вскинула на меня взгляд. Светло-карие глаза ожгло стыдом. – Кузя? – ошеломленно пробормотал я. – А ты-то что тут делаешь? Впрочем, она уже собралась. – Работаю я здесь, Соколов, работаю. – Последнее слово она произнесла по слогам, как для идиота. Затем вернулась к взбиванию в пену красно-бурой жижи. – Иди куда шел, не мешай. – Ага… – Я все никак не мог призвать к порядку разбежавшиеся мысли. – За маму? – Тебе-то какое дело? – Она перенесла ведро в раковину и включила воду. Я подошел и взялся за ручку. – Куда нести? Она угрюмо помолчала, потом невесело усмехнулась: – Никуда. Здесь, потом «взлетную полосу». Я припомнил уходящий вдаль широкий кафедральный коридор – фигурка медсестры на дальнем посту различалась уже с трудом. – Понятно, – сглотнул, прикинув, – понятно отчего ты по утрам такая сонная. – Соколов! – Кузя поправила тыльной стороной ладони свалившуюся на глаз прядь и прищурилась на меня с угрозой. – Вот попробуй только в школе кому рассказать! – Это ты меня так обидеть сейчас хотела, что ли? – Я опустил тяжелое ведро на пол. – Еще одна щетка есть? Кафель мы терли молча. Как ни странно, но эта размеренная, плитка за плиткой, работа подействовала на меня умиротворяюще. Постепенно я перестал злобно пыхтеть и создал запрос на блондинку. Затем еще раз обдумал ситуацию с Мелкой. А потом у меня начала с непривычки ныть поясница, и я покосился на Кузю с уважением – той, казалось, все было нипочем. Когда ломота в спине стала уже почти нестерпимой, а мы домыли лишь до середины «взлетки», позади раздался знакомый голос: – Лексеич, стой! Я с облегчением распрямился. С каталки на меня с изумлением смотрел отец. Кряхтя, он повернулся на бок, приподнялся на локте. Взглянул на щетку в моих руках, ведро с лизолом… Изучил и, видимо, не узнал Кузю. Страдальчески скривился: – Андрей… Ну ты это… С меня-то дурного примера не бери. Куда тебе столько?! Кузя оперлась подбородком на длинную ручку и с нескрываемым интересом навострила ушки. – В хозяйстве все сгодится, – ответил я. Потом подумал и добавил: – Но ты все неправильно понял. – Ну-ну, – невнятно пробормотал он и скомандовал дежурному врачу: – Поехали. – Кто это? – спросила Кузя, когда каталку затолкали в перевязочную неподалеку. – Папа, – пояснил я, макая щетку в ведро, – думаешь, я сюда пришел посмотреть на твои прекрасные глазки? – Уж и помечтать нельзя, – фыркнула она, – а что он имел в виду? – Наверное, ошибки молодости. – Я еще раз измерил взглядом расстояние до входной двери и сказал: – Пойду новый раствор сделаю, этого все равно не хватит. Отдыхай. Прошел еще час, прежде чем мы домыли наконец этот бесконечный коридор и пошли переодеваться. Было начало десятого. Я отправил халат в шкаф. Туда же полетели бахилы. Спину продолжало нещадно ломить. От пуловера навязчиво тянуло потом и лизолом, и я невольно поморщился, принюхавшись. – Да, – меланхолично заметила Кузя, – не Франция. Она уже надела пальто и теперь ждала меня, отвернувшись к темному окну. Я молча влез в куртку, натянул на голову шапку. Потом повернулся к Кузе: – Слушай, – сказал проникновенно, – ты же девушка разумная… Пойми, я не могу всем своим одноклассницам духи на Восьмое марта раздаривать, верно? – Дурак, – резко крутанулась она, – да я на духи и не рассчитывала! Хотя, конечно, мне очень интересно, за какие такие заслуги они этому тощему цыпленку отвалились! Но хоть что-нибудь от себя ты мне мог подарить, а?! |