
Онлайн книга «Объект 217»
От топографии оторвал робкий стук в дверь. Зашторив «печь», в которой варилась похлебка для Воронежского фронта, майор обернулся на вошедшего: – А, герой! Ворошиловский стрелок! Любитель отправлять на тот свет диверсантов! Сколько уже завалил? Лейтенант Соболь прикрыл глаза, по-детски спрятавшись в их темноту от грозного и язвительного вида майора. – Я задал вопрос! – не принял игры в кошки-мышки Врагов. – Троих. Но они сами… – А какого рожна тогда мы здесь?! Дверь землянки то ли от крика, то ли от неправильной центровки со скрипом отворилась, и в нее всунул стриженую голову с оттопыренными ушами и плечи с топорщившимися погончиками Василек. Прибившись полгода назад к части, детдомовец выполнял у Врагова функции «начальника, куда пошлют». Рукастый, глазастый, сообразительный, он пришелся контрразведчикам ко двору, и если бы не его неуемное стремление быть в каждой бочке затычкой, проблем бы с сыном полка не имелось. Но, пообвыкнув в новом для себя статусе, Коля Василек посчитал своим долгом обязательно быть там, где стреляют. Но поскольку на стройке стреляли мало, могло статься и так, что намылится пацан на передовую. По крайней мере, майор это предположил по его настырным расспросам о фронтовой линии и тяге к раненым. Поразмыслив, майор оценил хватку Василька: а ведь и впрямь сведения, получаемые от раненых, – самые свежие и правдоподобные. Это не газетные россказни журналистов, большей частью отирающихся в штабах и пишущих заметки по донесениям политруков. – Не вызывал! – выпроводил майор из землянки помощника и вернулся к лейтенанту: – Какого черта, лейтенант Соболь, мы тогда здесь? – Подчиненный втянул голову в плечи. – Мертвый диверсант страшнее живого, потому что не знаем, зачем шел. Боишься, что не успеешь навоеваться? Зарубки на прикладе, как снайпер, наносишь? Что раненая? – Молчит, товарищ майор, – обрадовался смене разговора лейтенант. – Раны не опасные, и по голове, и по животу как по заказу – по касательной. Но едва пришла в себя, принялась срывать повязки. Нацистка до мозга костей. – Бинты завязать, язык развязать, – навис над подчиненным майор, несмотря на то что был ниже ростом. Однако втягивающие головы в плечи Гераклы никогда не казались Гулливерами. Первое из указанного Враговым лейтенант уже сделал, со вторым, скорее всего, не справилось бы и гестапо, если каким-то образом заставить его пытать свою разведчицу. – Она шла на встречу с кем-то из наших и твоими усилиями остается всего лишь единственной ниточкой, которая может вывести на предателя. Соболь закивал. Не то что соглашаясь с упреками, а скорее показывая, что понимает оперативную важность раскрутки агента. В свое малое оправдание и исправление расстегнул полевую сумку, вытащил бледно-синие, проштампованные печатями квадратики бумаги: – Среди ее документов обнаружили талоны на питание. На семь суток. Только вот находка той радости, на которую рассчитывал лейтенант, начальнику контрразведки не принесла. Она скорее озадачила, потому что вогнала контрразведчиков в совсем уж жесткие временные рамки. – Плохо, – не скрыл напряжения майор. – Значит, у нас шесть дней, чтобы понять, к кому и зачем шла. Шесть. Если не меньше. Собственно, для обозначения этих сроков не нужно было и талонов. Главной задачей диверсантов, конечно же, являлась строящаяся дорога, ее вывод из строя до того, как начнется движение эшелонов. А еще предпочтительнее – во время движения первого состава. Самые уязвимые точки – это, естественно, мосты, крутые повороты. Но и подрыв на ровном месте участка ничего хорошего не сулил… Где вот только враг? И на каждом метре часового не поставишь. А если и поставишь, то не факт, что кто-то из них не окажется предателем… Майор подошел к небольшому сейфу, воровато пригнувшему свой плоский затылок за столик, открыл дверцу двумя ключами, достал папку. Показал издали лейтенанту: – Что здесь, как думаешь? Папка с еще не замусоленными, не скрутившимися от частого употребления в жгут тесемками уже мелькала перед глазами Соболя. С каждым разом она становилась все объемнее, словно в сейфе ее тайно подкармливали бутербродами. Но демонстрировал ее так явно начальник впервые. А какие документы могут занимать командира, перед которым поставлена одна-единственная задача обеспечения безопасности грузоперевозок? – Если к железной дороге не могут пробиться самолеты, то… это, скорее всего, сведения о разведцентре, который засылает к нам диверсантов, – предположил Соболь. Скорее всего, угадал и… испугался. Майор может как похвалить за сообразительность, так и заподозрить: откуда телепатия? Уж не заглядывал ли подчиненный в документы по собственной инициативе? Вот поэтому не надо отгадок, пусть лучше там окажутся нормы довольствия для рабочих столовых… Соболь не ошибся в своих страхах: майор и впрямь оценивающе посмотрел на него. Но склонился, к облегчению лейтенанта, к его сообразительности. Бросил папку на столик, заставив задрожать цветы, косвенно подтвердил догадку подчиненного: – Он создан в Запорожье. Специально под нашу стройку. Обучается около двадцати человек из числа военнопленных, согласившихся выполнять ответственную работу, связанную с переходом на советскую территорию. Даже ты не успеешь их всех перестрелять, – не забыл напомнить лейтенанту, несмотря на сообразительность, прегрешения майор. И раскрыл, наконец, истинную причину своей излишней нервозности: – Москва высылает нам на усиление группу разведчиков. Мы расписались в бессилии? – Врагов вытер платком лоб с глубокими, доходящими почти до макушки залысинами. Вспотеешь, ежели начальство перестает доверять… Дверь после стука распахнулась вновь. В землянку шагнула, интуитивно защищая плечо с ампутированной правой рукой, женщина в форме, и лейтенант с завистью впился взглядом в орден Красной Звезды на ее груди. Вошедшая по-военному доложилась: – Товарищ начальник контрразведки! Командир комсомольско-молодежной бригады Валентина Прохорова по вашему вызову явилась. – Хорошо, что прибыли, Валентина Иванович… ой, извините, Ивановна. Конечно, Ивановна, – смутился привычной оговорке на стройке Врагов. – Ничего, я привыкла, – улыбкой сняла напряжение Прохорова. Предполагая, что разговор не окажется коротким, сбросила с плеч вещмешок, размяла затекшую спину. Соболь торопливо опустил взгляд, увидев, как вместе с пустым рукавом задвигалась и короткая культя у плеча. Им двигал стыд за свое здоровое тело, за то, что подсмотрел ненароком увечье красивой женщины и непроизвольно представил, как она выглядит, эта культя, без одежд… Врагов же в благодарность за сгладившуюся ситуацию взял женщину под локоть, подвел к столику, придвинул табурет. Убрав папку в сейф, сел сбоку от бригадира. Поправил цветы в «крылатке» – все он видел и мгновенно замечал, начальник контрразведки. И ординарец молодец, будет если не похвален, то и точно не наказан за службу. Валентина Иванович подвинула вазу, окунула лицо в цветы, блаженно прикрыла глаза. Как все же мало внимания надо для женщины! И как огромно много – всего лишь дать уловить запах цветов среди войны. |