Онлайн книга «Посею нежность – взойдет любовь»
|
Мухина и Давыдов очень старались. Они учили все заранее. С ними еще и мама Мухиной занималась. Проверяла их. Помогала. Но учительница все равно находила что-то неправильное, неточное и никогда не хвалила. Она вообще никого не хвалила. Может быть, просто не знала, как это делается? Может, ее вообще никто никогда не хвалил в детстве? Бывает же такое? Но получалось удивительное дело. Учительницу их, Светлану Алексеевну, никто не хвалил в каком-то ее далеком детстве, а виноватыми оказались те, кто в ее детстве даже не существовал вообще. И ничего с этим поделать было нельзя. Жаловаться же не пойдешь? Да и на что? Что учительница никогда не улыбается и никогда не хвалит? Что как ты там ни старайся произносить правильно определенный артикль the, хоть обплюйся весь слюнями, высовывая язык между зубов, а все равно никто тебе не скажет «Excellent» [6]. В лучшем случае – «Could be better» [7]. Собственно, это выражение и было, пожалуй, единственным, что за весь урок говорила Светлана Алексеевна по-английски. Остальное она произносила на русском. От учеников же требовался только английский. Учительница ради постановки произношения запускала им магнитофонные записи. Механический дикторский голос говорил фразу, а весь класс повторял. Хором. Светлана Алексеевна только мрачно поправляла тех, кто, по ее мнению, произносил английские слова неправильно. Еще они пересказывали тексты из учебника. И составляли диалоги. Все, что они делали, жутко не нравилось Светлане Алексеевне. Она старалась всем своим видом показать, как ей неприятны ученики и их жалкие потуги говорить на английском. Вот почему Давыдов и Мухина не летели, как на крыльях, за новыми знаниями, когда по расписанию стоял английский язык. Чем ближе подходили они к кабинету, тем мрачнее делались их лица. – Слушай, – сказал Давыдов, – слушай, Мухина, давай попросим, а? Пусть наш дорогой Кирпич нам поможет. Может, сделаем так, чтобы Светлане Алексеевне пришлось целый урок на английском разговаривать? Самой! – Ну, давай, – согласилась Мухина. – А как? – Сама увидишь! – пообещал Давыдов. И залился счастливым детским смехом. Потом он обратился к их дорогому волшебному другу. – Пожалуйста, дорогой, уважаемый Кирпич, – произнес он проникновенно. – Нельзя ли устроить так, чтобы на этом уроке мы все, весь класс, были англичанами. И пусть Светлана Алексеевна должна будет говорить с нами весь урок только по-английски. Получится так сделать, дорогой Кирпич? – А есть другие варианты? Конечно получится, – раздался довольный голос из мешка для сменки. – Сделаем. Бегите скорее в класс. Все начнется со звонком. – Кирпич хихикнул. Окрыленные Мухина и Давыдов поспешно направились в кабинет английского языка. Учительница уже сидела там за своим столом и, не поднимая головы на входящих, что-то быстро писала в толстой тетради. – Good morning! – вежливо поздоровались Мухина и Давыдов. – Доброе утро, Светлана Алексеевна! Учительница ничего не ответила: была занята своим делом, урок-то еще не начался. Ей явно не хотелось тратить зря свои силы, пока еще не прозвенел звонок. Мухина и Давыдов сели за свой стол и принялись ждать, преисполненные самых радужных надежд. Наконец раздался сигнал о начале урока. Светлана Алексеевна встала, строго оглядывая собравшихся учеников. И вдруг лицо ее исказилось ужасом. Мухина глянула на Давыдова, чтобы удостовериться, заметил ли он странное выражение лица их учительницы. Мухина глянула и ахнула! Рядом с ней сидел вовсе не Давыдов, а очень аккуратный, подтянутый и приветливый иностранец. На вид ему можно было дать лет двадцать пять. Надо сказать, что прекрасный иностранец тоже смотрел на Мухину с изумлением. Она, конечно, сообразила, что наверняка какое-то превращение произошло и с ней самой, и с их одноклассниками. Пришлось оглянуться по сторонам. Кругом сидели приветливые, ухоженные, доброжелательно настроенные иностранцы, с одинаковым выражением одобрительного ожидания взирающие на совершенно растерявшуюся учительницу. – Не может быть! – проговорила Светлана Алексеевна дрожащим голосом. – Невероятно. Она даже поморгала, как бы желая вернуть прежнее изображение и увидеть привычную картинку: покорных и подавленных учеников. – It’s nice to meet you! [8] – вежливо улыбаясь, произнес Давыдов по-английски красивым мужским голосом. – Do you speak English? [9] – Yes, I do, – неуверенно подтвердила Светлана Алексеевна. – I-i-i-it’s incredible [10]. – Don’t be nervous [11], – любезно посоветовала Мухина, любуясь своим маникюром и прелестными туфельками на высоких каблучках, оказавшимися теперь на ее ногах. Другие присутствующие в кабинете англичане одобрительно закивали растерявшейся Светлане Алексеевне. – What a charming girl you are! [12] – поощрительно подбодрил учительницу бородатый иностранец, сидящий за Мухиной. В бородаче почти невозможно было узнать Степкина, вечно дергавшего Мухину за косы. Светлана Алексеевна во все глаза смотрела на собравшуюся группу и не думая успокаиваться от милого комплимента. – You have wonderful taste in clothes [13], – поддержали Степкина все остальные. Видно было, что Светлана Алексеевна всеми силами старается обрести дар речи. – Y-y-y-you’re very generous [14], – еле выговорила она наконец, краснея и сильно заикаясь. – Ну и акцент у нее, – еле слышно шепнул англичанин Давыдов англичанке Мухиной. – Сама, наверное, двоечница была, – подтвердила Мухина. В этот момент дверь класса открылась. На пороге стоял еще один иностранец. Он галантно улыбался. Тем не менее в добропорядочном чужеземце Мухина и Давыдов все же признали вечно опаздывающего Рыбкина. |