
Онлайн книга «Шестнадцать деревьев Соммы»
![]() Гвен босиком подошла ко мне. – Brilliant shot [64], — сказала она. – Выстрел далеко слышно, – сказал я. – А разрешена здесь охота? – А кто проверит? Считай, что владелец земли дал тебе разрешение. Я положил дробовик на плоский камень. На ее реплику не ответил. Старался видеть в нас просто двух человек у моря, раздобывших еды, а не мужлана с землей под ногтями и выскочку с богатством за спиной. Это были просто мы, голодные и холодные, а перед нами гусь, из которого повалил пар, когда я его потрошил. Но наше беспокойство нарастало. Ночь, проведенная мною в Квэркус-Холле, не дала результатов. Мне не удалось открыть в архиве никаких тайн. Только просмотрел карты времен войны. Меня все сильнее тянуло бросить все и отправиться во Францию. Гвен отвернулась от гусиных внутренностей и от моих окровавленных рук. Стояла и смотрела на дробовик. Вглядывалась в деревянные детали, заигравшие на ярком утреннем солнце новыми красками, как живописное полотно, которое становится тем труднее истолковать, чем дольше на него смотришь – пока не смиришься с тем, что оно непостижимо. – Ты бы оделась, что ли, – сказал я, хватая ружье. Она ковырялась в еде. Водила вилкой по тарелке, чертя странные эллиптические линии. Жареный гусь казался безвкусным. В комнате слегка попахивало ружейным маслом. Перед едой я почистил дробовик, и Гвен открыла люк в подпол, где я спрятал его в сухом месте. – Ему бы отвисеться несколько дней, этому гусю, – заметил я, работая челюстями. – Или несколько недель, – недовольно отозвалась девушка, вытащив из зубов волоконце. Я спросил себя, когда же мы начнем ссориться о том, о чем нам собственно следовало бы ссориться. – Кстати, – сказала Гвен. – Я поднялась на высокую горку. Увидела кое-что интересное. – Ну-ка, расскажи. – На сарае для лодок на Ансте кто-то нарисовал белый крест. 15
Поздно. «Гейра» дошел уже до середины пролива. Кончики пальцев у меня были белыми. Масляная краска, которой был нарисован крест на сарае для лодок, оказалась свежей, а на камнях у кромки воды лежала малярная кисть. Гвен перевезла меня на «Зетленде». Настроение у нее лучше не стало. Я заставил себя доесть свою порцию и сказал, что хочу пофотографировать маяк на Макл-Флагга при хорошем освещении. Такое не делается быстро, и я был уверен, что она не захочет составить мне компанию. Мы расстались довольно холодно, договорившись встретиться вечером в ее домике. И вот я смотрю на корму парома, а «Коммодор» рычит на холостом ходу. Но Анст схож с Саксюмом. Искать придется всего в двух-трех местах. Она поднялась со скамейки возле Норвикского кладбища. Волосы, уложенные в высокую прическу, толстое пальто из грубой шерсти на красной подкладке. На запястье тонкий серебряный браслет. Ее седые волосы сияли, но она, казалось, ослабла с прошлого раза. – Я совсем забыла про ключ в банке из-под кофе, – сказала она. – Ты его нашел? – Что за ключ? – спросил я и замер, держась рукой за дверцу автомобиля. – Эйнар арендовал бокс на складе в Леруике. Ключ от него хранился в кладовке для еды, в жестяной банке. – А что он держал в этом боксе? – принтересовался я, подойдя к ней. – Не знаете? – Материал, наверное. – А это не мог быть груз древесины? – предположил я. – Да мог… Я думала, это доски и планки, которые ему паромом отправляли из Бергена. Мне следовало из вежливости посидеть с ней на скамейке подольше, но меня сжигало нетерпение. Я ощущал бледное подобие того, что, должно быть, терзало Эйнара. Если меня так взволновал этот ключ, как же его подгоняла потребность отыскать пропавшую возлюбленную, пропавшую дочь? – Ты весь в нетерпении, – заметила Агнес Браун. – Вижу по тебе. Торопишься поехать поискать ключ, да? Я подтвердил, что дa. – Знаешь, зачем я нарисовала крест? – спросила она. – Из-за ключа? – Я тут недавно пообщалась со своим врачом. Так что если у тебя есть место в лодке, мне бы хотелось еще разок побывать на Хаф-Груни. Мы открыли лодочный сарай и вытащили «Патну». Седовласая дама, спрятавшаяся от непогоды в красивой одежде. Я сам, как фантом влюбленности сорокалетней давности. Вдруг Гвен заметит нас и приедет следом? – Ты хорошо воспитан, – произнесла вдруг Агнес. Я наклонил голову, продолжая грести. – Не спрашиваешь, что доктор мне сказал, – продолжала моя спутница. Она плотнее запахнулась в пальто. Перевела взгляд на мою прическу, за последние дни изрядно растрепавшуюся. Я поведал ей о древесине грецкого ореха, спрятанной Эйнаром от Уинтерфинча. Она терпеливо кивала, но постепенно начала ерзать и кивать чаще, словно ждала какого-то вполне определенного сообщения. И я пожалел, что поделился с ней. Эйнару ничем не грозило, если б он рассказал ей все. Однако он этого не сделал. Еще одно свидетельство того, как мало Эйнар ее ценил. По морю прошелся ветерок, сморщивший поверхность воды. Высоко над нами летали чайки. Хаф-Груни приближался с каждым взмахом весел. Я не выпускал из виду яркий белый крест на сарае. Браун видела, куда я смотрю. – Что ты сделаешь, – спросила она, устраиваясь поудобнее, – если найдешь эту древесину и сумеешь продать ее за хорошую цену? – Может быть, выкуплю ферму во Франции. Если мама этого хотела. Но этого мне, наверное, никогда не узнать. Наконец мы добрались до места и двинулись вперед среди желтых травинок. Пожилая женщина осторожно ступала по гладким камням. Все, что она видела, – это прежнюю пустоту. Я нервно взглянул в сторону Анста, ожидая в любой момент увидеть «Зетленд», разрезающий волны белой бороздой. – Мне очень хотелось бы отблагодарить вас как следует, – сказал я. Запахнувшись в пальто, Агнес смотрела в сторону, на каменные строения. – До́ма в Эрсте у меня родных почти никого не осталось. Здесь я тоже мало с кем общаюсь. Но есть у меня одно желание, – ответила она. – Дa? – Чтобы ты спел «Любовь Господа» у моего гроба. * * * – Вон та, наверху, – сказала Браун, показывая на полку. Позади треснувшего металлического чайника стояла красная с черным банка от кофе норвежской марки «Али». – Я как-то купила его в Фёрде, – добавила она. – Думала, это его подбодрит. Он старался показать мне, что рад. Но привязанности к Норвегии больше не испытывал. |