Онлайн книга «Луна-парк»
|
– Я не взяла банджо. – Так сбегай же за ним скорей и песней мне отплати за этот сладкий чай. – Действительно, почему бы и нет? Она встала и побежала в свой лагерь, на ходу поражаясь, как близко друг от друга они, оказывается, спали. Интересно, думала она, знал ли Поппинсак этой ночью, что она спит неподалеку? Если да, то он и не пытался причинить ей вред. Теперь она была рада его обществу. Какая-никакая, а компания. Интересно, если бы троллеры все-таки отыскали ее, бросился бы Поппинсак на выручку, размахивая посохом? С банджо в руках она вернулась в его «апартаменты», вынула инструмент из чехла и уселась на одеяло. – Уж не твою ли игру вчера я слышал? – спросил Поппинсак. – Вполне возможно. Вчера я играла на променаде. – А я играл на берегу словами. – Играли словами? – спросила она. – Беовульф, Теннесси Уильямс, Микки Спиллейн. «Смиттинг Грендель как птица по свету летает и дамочек с радостью он ублажает…» Это было легко. А ты, моя дорогая, как раз поддержишь меня музыкой. Знала бы ты, как я рад с тобой познакомиться. Спой, светик, не стыдись. – Это песня, над которой я сейчас работаю. Проверю-ка я ее на вас. Поппинсак с улыбкой закрыл глаза и, положив руки на колени, привалился спиной к песчаной дюне. Пальцы Робин летали по струнам банджо. После вступления она запела: Я была там и тут, мой драгоценный? Дошла за тобою до края Вселенной. Выворачивалась наизнанку, стояла вверх ногами, Сходила с ума и носилась кругами. Низко падала и высоко летала, Где бы я не была, я смеялась и рыдала — Все потому, что я тебя искала, Все потому, что я тебя искала. Я не знаю твоего лица, не знаю имени, Но я тебя найду, ты только жди меня. Я узнаю тебя по величавой походке, И как услышу в голосе дрожащие нотки. В твоих глазах свет солнца яркий, Твоя улыбка будет мне подарком. Я буду искать тебя, Да, я буду искать тебя. Ты звезды, и море, и солнце, и луна. Там-тарам и тра-на-на-на. Хватит писать, пора остановиться. Пам-парарам и лампа-ца-дрица. Улыбаясь и кивая, Поппинсак начал аплодировать. – Дева-менестрель, – сказал он. – Робин, королева бардов. А эта строчка: «В твоих глазах свет солнца яркий, твоя улыбка будет мне подарком», эх… – В смысле, эта строчка отстой? – спросила она. – Прелесть. Ты прелесть. И сейчас я принесу чай. Он поднялся с песка и, подойдя к вещевому мешку, принялся что-то искать в нем. Через несколько минут Поппинсак вернулся с перчаткой и двумя пластиковыми кружками. Натянув на руку перчатку, он налил горячего чая в одну из кружек и протянул ее Робин. От него пахло так, будто он с головы до ног облился одеколоном, но даже это не приглушало не особо приятный душок. На щеках заметно проступали фиолетовые прожилки капилляров. Огромный нос картошкой был изрыт оспинами и напоминал Робин большую переспелую клубничину. В усах застряли крошки еды. На расстоянии, подумала она, Поппинсак смотрится куда как симпатичнее. – Предпочитаешь со сливками? – спросил он. – А у вас есть сливки? – Ни капельки. Сдобрить ложечкой рома? – Он достал из кармана пальто пластиковую флягу. – Нет, но все равно спасибо. Наполнив свою кружку, он щедро плеснул туда рому и вернулся на место. Робин посмотрела на свой чай. К ее радости, ничего в нем не плавало. Она сделала глоток. – Неплохо, – сказала она. Отхлебнув из своей кружки, Поппинсак вздохнул и причмокнул. – Поведай, дева-менестрель, какой судьбой-злодейкой ты занесена на этот проклятый богами пляж? – Я просто путешествую, смотрю мир. – Спасаясь от чего-то иль кого-то? Она покачала головой: – С чего вы взяли, что я от чего-то спасаюсь? – Твою обиду с болью пополам в твоих глазах я вижу. – Вы с ума сошли. – Я видел все, что происходит на Земле и в Небесах; я видел самый Ад, и ты мне говоришь, что я свихнулся? – Эдгар По, верно? – По счастью, нет. Итак, раскроешь ли ты мне свое сердце? Она не видела причин скрывать от Поппинсака правду. – Мой отец умер. Мать завела хахаля, которого я интересовала гораздо больше нее. Я ударилась в бега. Конец. – И как это ты так долго путешествуешь? – Как, как… Ножками. Расскажите лучше о себе. – Чтобы остроумье краткостью затмить, скажу просто, что я – бомж-книгочей. – А вы правда были профессором? – О да, но перестал преподавать: уж лучше бисер собирать, чем перед свиньями метать. – То есть вы забросили преподавание и посвятили все время книгам? Он кивнул и сделал глоток сдобренного ромом чая. – И давно вы здесь, в Болета-Бэй? – Быть может, день, быть может, вечность целую. – А троллеров не боитесь? Он взглянул на Робин, приподняв густые серые брови: – А ты боишься троллей? – Мы же тролли, так? В смысле, подростки наверняка нас ими и считают. – Тролли, тролли, – затянул Поппинсак на манер Роберта Ньютона в роли Долговязого Джона Сильвера. – Бывают безобидные, бывают очень злые, но знает Поппинсак о них истории такие, что кровь застынет в жилах и сердце застучит… – Вы что, пытаетесь меня напугать? – скорчила гримаску Робин. – Ты прекрасный бард и менестрель, – сказал Поппинсак уже своим обычным голосом. – Умная леди, дерзкая и отважная. Но если отбросить все эти достоинства, то ты еще совсем ребенок и не знаешь жизни. – Возможно, знаю больше, чем вы думаете. Я всякого навидалась. – И была Божьим свидетелем на Страшном суде? – О чем вы? – пробормотала она. – Уноси ноги. Собирай вещи и уезжай. Доберись до Сан-Франциско или Лос-Анджелеса, а там садись на автобус до Палуковилля. – И с выражением добавил: – Уноси ноги к чертям из этого города, Робин. Если останешься, рискуешь просто-напросто исчезнуть. Она уставилась на него. – Все знали Робин-Пташку. Никто не знал, куда она пропала. – Вы в самом деле меня пугаете. – Если пташка упорхнет, может, завтра не умрет… – Но если здесь так опасно, – спросила она, – почему же тогда вы остаетесь? |