Книга Исповедь меча, или Путь самурая, страница 17 – Этьен Кассе

В «Кодексе Бусидо» сказано:

«…воинские доспехи и снаряжение белого цвета следует считать непригодными и лишающими силы. Сквозь них просвечивает сердце их обладателя».

«Шлем обычно считается очень тяжелым, однако во время взятия крепости или другого сооружения, когда в любой миг на голову могут обрушиться стрелы, пули, камни и бревна, он совсем не покажется таким».

«Соломенную шляпу и шлем следует носить, наклонив их вперед».

«Нужно обратить внимание только на то, как выглядит шлем. Ведь шлем сопровождает голову воина в стан противника».

Ну что? Теперь-то готов самурай к бою? И да и нет. Готов, если ему открыта мудрость дзадзен.

Рай самураев

— Янутомо Цуемоти. Цу-е-моти. Писарь записал со знанием дела.

— Оружие?

Бабочка склонил на плечо темноволосую голову:

— Мне все перечислить?

— Только то, с которым вы вступите в борьбу, почтеннейший.

— Гм… Тогда меч.

— Хорошо, дорогой господин…

…Устав после долгого пути, братья Акира и Токото, дети героя Текемады, заночевали в катакомбах. На рассвете сомнения охватили их сердца.

— Глупо было заявлять себя вдвоем на участие в состязаниях, — промолвил Токото. — Надо было лучше продумать все.

— Мы просто столкнулись с неожиданностью. Кто ж знал, что они возьмут нас двоих? Впрочем, наша надежда на победу так лишь удваивается.

— И все же, — продолжал терзаться сомнениями Токото, — наш первоначальный план был иным, или же ты ничего не помнишь? Одному из нас следовало заботиться о друг ом. И что произойдет теперь, если нам придется бороться друг против друга?

— Это вряд ли!

— Нет ничего невозможного.

— Но уж больно это невероятно.

— Но что тогда мы будем делать?

— Тогда будем бороться. Все просто.

— Ты совсем обезумел, Акира? Я никогда не смогу поднять меч на тебя. А ты? Ты смог бы?

— Токото, у нас нет выбора. Это же состязание на жизнь и смерть. А ты как думал, что мы отправляемся на ярмарку, на представление актеров?

— Не знаю. Не нравится мне все это. Как представлю, что кто-то из воинов окажется сильнее тебя, а я должен буду просто смотреть, как он тебя заколет. Нет, такого я никогда бы не смог допустить.

— Прекрати. Надо постараться победить.

— А если мы оба умрем? Что тогда?

— Никто из нас не умрет. Мы — дети героя Текемады, и у нас в руках легендарный меч…

Столь же рано проснулся и Вэй Гуань Джоу, молодой монах из монастыря Шань-Тен-Лай.

После пробуждения почти в полной темноте он прочел двадцать шесть молитв Учителя Фань-Ли, сосредоточившись на цели своего путешествия — Долине Колоколов. Затем схватил свой посох и двинулся на свет дня из темноты своего ночлега.

Монах медленно приближался к арене. Круглая, посыпанная песком, она напомнила ему гигантскую мандалу. Вступил воин в круг жизни, вышел смертным из него…

— Красиво, не правда ли? — раздался за спиной у монаха незнакомый голос. Вэй Гуань обернулся. Рядом стоял высокий могучий воин в белом кимоно и темно-красных штанах. Тело воина было обвязано странной ржавой цепью, а за поясом его висел черный веер. — Я все время возвращаюсь сюда. Говорят, что я здесь и родился.

Воин улыбнулся и, поклонившись, двинулся прочь. Гуань Джоу остановил одного из слуг и спросил тог о о странном незнакомце. Почтительным шепотом слуга ответил, что это человек, который всегда побеждает. Сацудзо.

В полдень появился Митома. Странное все же было лицо у юного самурая знатного рода — с острым подбородком и близко посаженными глазами. Кимоно его было великолепно. Вальяжно прошел он по двору, остановился пред Сацудзо и громко сказал ему:

— Завтра вечером ты будешь уже мертв! Затем он двинулся к Бабочке и выкрикнул:

— Надеюсь, твоя черная кровь не очень смердит мочой, ибо завтра я пролью ее очень много!

— Что прольешь-то, мочу? — задумчиво промолвил Бабочка. — Так, может, тебе лучше надеть свивальник, коли у тебя такие проблемы.

Но Митома уже не слышал его, он двинулся к молодому монаху и презрительно усмехнулся:

— Здесь, что, собрали лишь зверье? И нет ни одного благородного человека, которого действительно стоит убить?

Все сделали вид, что не слышат Митому. Завтра, уже завтра будет решен их спор…

Сацудзо подошел к Бабочке и улыбнулся почти приветливо:

— Твое первое состязание, молодой воин?

— О, да, мой господин.

— Но ты тем не менее многое смыслишь в борьбе на жизнь и смерть, или же я ошибаюсь?

«О, нет, ты не ошибаешься, человек, — подумал Бабочка. — Я убил людей в десять раз поболее тебя».

— Кое-что смыслю… — ответил он вслух.

Путь воина и дзадзен

В сущности, весь комплекс того, что воспитывался в каждом самурае, был подчинен овладению военным мастерством, умению бороться с противником и побеждать его. Основным в жизни буси становилась война, и он готовил себя к ней. Готовил с малолетства, физически и духовно познавая «до».

Потому что познание «до» было важно и для мечников, и при стрельбе из лука, и т. д. Без «до» были невозможны и воинские искусства самурая.

Преобладающее значение имела внутренняя подготовка воина. А для этого необходима медитация, дзадзен. Дзадзен помогал самураю достичь гармонии с «отрицательным ничто» и развивал у буси состояние «повышенной готовности», не имевшее ничего общего с «малодушной сонливостью».

В «Кодексе Бусидо» сказано:

«… один воин говорит:

— Когда я встречаюсь с врагом, мне кажется, будто я входу во тьму. Поэтому я часто получаю тяжелые ранения… Почему это так?

Другой отвечает ему:

— Когда я встречаюсь с врагом, это действительно напоминает пребывание во тьме. Но если при этом мой дух пребывает в покое, он подобен ночи, озаренной бледным лунным светом. Если я начинаю поединок в таком состоянии, я знаю, что не могу быть ранен.