Онлайн книга «Катары»
|
если только он покорится своей матери Церкви, должен получить приют и милосердную любовь». Опровержение, высказанное епископом Тулузским Фульком, уличившим во лжи графа Раймонда VI, утверждавшего, будто никогда не знался с еретиками: «Сеньоры, что сказал вам граф Тулузский? Что никогда в своей жизни не встречался с неверием? Но ведь это в его саду выросла дурная трава! Скосил ли он ее? О, нет: он так о ней заботился, что она разрослась, заполонив все его земли. Это с его согласия был укреплен пик Монсегюр, прибежище еретиков. Его родная сестра сделалась еретичкой. Когда умер ее муж, она явилась в Памье, прожила там полных три года и бесстыдно проповедовала там свое опасное учение. А сам он — как он поступил с Божьими слугами, с паломниками-крестоносцами, преследовавшими изменников? Он столько их убил в Монже, что вся земля вокруг стала красной». Ответ графа де Фуа тем, кто обвинил его в том, что он поддерживал очаг ереси в крепости Монсегюр: «Пик Монсегюр? У меня нет на этот замок никаких прав, нет над ним никакой власти: он мне не принадлежит. Моя сестра? Зло ее коснулось. Она стала грешницей. Она, конечно, виновата. Она, но не я, сеньор. Имела ли она право жить на наших землях? Да. Я дал клятву умирающему отцу и был обязан принять брата или сестру, оказавшихся без крова, дать им пищу и согреть, если они останутся без средств. [...] Теперь епископ [Фульк], смотрите, как ожесточенно он принижает мою веру! Он этим Бога оскорбляет! Ему не привыкать, он накропал столько жалких песен, столько бездарных стишков, столько строк, хромающих, словно черт на ухабистой дороге! [Намек на то, что епископ прежде, чем сделаться священнослужителем, был трубадуром.] Мы думали, что кормим слугу Господа, но мы, мессиры, всего лишь откормили жонглера. Он был настоятелем. Его монастырь захирел. Он его покинул — и, клянусь Богом, свет воссиял! Затем его избрали епископом Тулузским: и край тотчас запылал. Адский огонь! В этом костре уже погибли пятьсот тысяч душ». Различные высказывания о графе Раймонде VI Тулузском: «Вокруг папы их собралось около трехсот — клириков, епископов, кардиналов, архиепископов. Все говорили: «Можешь ли ты опровергнуть слова твоих сынов, утверждающих, что Раймонд Тулузский — безнравственный язычник, бессердечный развратник, недостойный того, чтобы править?» Среди кардиналов встал архидиакон из Лиона на Роне и сурово сказал им: «Эти слова, сеньоры, оскорбление Господу! Вы забыли, что Раймонд взял крест? Он во всем поступал, как покорный сын. Клеветать на человека, которого следует поддерживать и любить отеческой любовью, — какой грех! какой позор! А вы, епископ Фульк, хотя на миг подумали о страшном действии ваших наставлений? Ваши проповеди безжалостны, злы, резки, плохи, ежедневно причиняют боль пятистам тысячам душ. Поклялись ли вы на святых мощах Во всем помогать Монфору?» (ПКП, 144-148) Как мы можем убедиться, читая отчет об этой стадии собора в «Песни о крестовом походе», граф Раймонд VI Тулузский, присутствовавший там в числе вельмож вместе со своим сыном, Раймондом VII Младшим, не снизошел до того, чтобы самому выступить в собственную защиту: он предоставил этот труд своему вассалу, графу Раймонду-Роже де Фуа, который, твердо ступая, медленными шагами приближался к папе Иннокентию III, в то время как «гул разговоров» прелатов, кардиналов, принцев крови постепенно стих, и в настороженной, должно быть, тишине раздался низкий, медлительный голос вассала, которому предстояло защитить права своего сюзерена. Раймонд-Роже де Фуа начал свою речь с того, что призвал всех пожалеть сына графа Тулузского, которому было тогда всего восемнадцать лет [104] и которого обвинительный приговор, вынесенный отцу, Раймонду VI, лишал земли его предков, отнятой у него в пользу Монфора. Разве его отец не исполнил своих обязательств и не передал в руки папы свои феоды в Тулузе, Монтобане и Провансе ради того, чтобы в Лангедоке наконец воцарился мир? И что с ними стало? Его земли были отданы Монфору, этому «жестокому человеку, который повсюду сеет смерть и муки, грабит, угнетает, убивает, опустошает, уничтожает без жалости все живое там, где пройдет» (ПКП, 144). И это еще не все: сам граф де Фуа, положившись на обещание папы, отдал собственный замок папскому легату, кардиналу Пьеру де Беневану, одновременно с тем, как покорился Церкви [105], сдал «с хлебом, вином, дичью, зерном и родниками с чистой водой», однако кардинал ему замка не вернул. «Если мой замок не будет мне возвращен, — заключил граф, — кто же отныне сможет доверять данному слову?» Папа Иннокентий III повернулся к своему легату, кардиналу де Беневану — ему не надо было ждать вопроса, ибо, как говорится в «Песни о крестовом походе», ответ был уже у него на устах, — и тот произнес: «Граф говорит правду, святой отец. Он передал мне свои владения, и я доверил их мессиру настоятелю Сен-Тьерри, который у меня на глазах впустил туда наших людей». Упомянутые люди были попросту рыцарями-крестоносцами Монфора, на которых граф де Фуа намерен был излить горечь и злость: «[...] Эти злые разбойники, эти бездельники-крестоносцы, пожелавшие все у меня отнять, все это правда; те, кого я встречал, никогда этого не забудут: все они хромые, безрукие, слепые, если не умерли. И я жалею об одном: что позволил сбежать трусам из этой шайки». |