Онлайн книга «Тревожных симптомов нет. День гнева»
|
Кларнет порылся в ящике с инструментами и извлек оттуда заржавленную металлическую рулетку. Девушка наблюдала за ним с иронической улыбкой. – Не так! Проведите мысленно два перпендикуляра. Вот! Запишите! Теперь – до поверхности стола. Отлично! Покажите-ка, что у вас получилось. Кларнет поднес к экрану листок с записанными цифрами. – Допустим, что вы не ошиблись, – поморщилась она. – Уберите всю эту дрянь со стола. Телевизор можете сдвинуть на край. Осторожно! Не поверните антенну! Отойдите подальше и не пугайтесь. Раз, два, три! Кларнет сделал несколько шагов к двери, и тут над столом возникло нечто. Не то облачко, не то солнечный зайчик, не то… Впрочем, разобраться во всем этом ему не удалось. Запахло паленым, и по старой клеенке начало расползаться коричневое пятно, а вскоре и вовсе повалил дым. – Шляпа! – сказала незнакомка. – Замерить и то как следует не сумел. Ну что же вы стоите? Тушите скорее! Кларнет помчался на кухню, забыв впопыхах притворить дверь. Когда он рысью возвращался с чайником, у его комнаты уже стоял принюхивавшийся к чему-то Будилов. – Пожар у вас, что ли? – Нет, это просто так. Окурок прожег клеенку. Будилов попытался было войти, но Кларнет захлопнул у него перед носом дверь и повернул ключ. Между тем стол уже горел по-настоящему. Кларнет вылил на него чайник воды, но этого оказалось мало, пришлось бежать за вторым. – Хватит! – сказала девушка. – Слышите? Хватит, а то вы мне все испортите. Берите передатчик. Кларнет вытащил из прожженной дыры маленькую черную шкатулку. – Ну-с, говорите. – Что говорить? – растерялся Кларнет. – Как вас зовут? – Юра. – Хорошо, пусть Юра. Так вот что, Юра: никаких расспросов, иначе мне придется прервать с вами всякие отношения. Все, что нужно вам знать, я скажу сама. Кстати, меня зовут Маша. – Очень приятно! – сказал Кларнет. Маша насмешливо поклонилась: – Мы с вами находимся в одной и той же точке пространства, но разделены временны́м интервалом, каким – не важно. Вы – там, а я – тут, в будущем. Ясно? – Где?! – спросил ошеломленный Кларнет. – Где вы находитесь? – В Ленинграде, где же еще? – Простите, – пробормотал Кларнет, – это, так сказать… – Ничего не «так сказать». Я историк-лингвист, занимаюсь поэзией двадцатого века. Вы согласны мне помочь? – Вообще… я никогда… – Я тоже никогда не разговаривала с таким… ну, словом, поможете или нет? «Какая-то она уж больно напористая», – подумал Кларнет, но вслух сказал: – Буду рад, если в моих силах. – Это уже хорошо! – Маша обворожительно улыбнулась. – Так по рукам? – По рукам! – ответил Кларнет и с сожалением взглянул на экран. Эх! Нужно было покупать телевизор побольше. – Отлично! Теперь я объясню вашу роль. – Слушаю! – сказал Кларнет. – Не перебивайте меня. Понимаете ли, я живу в такое время, когда библиотек уже нет, одна машинная память. Это, конечно, гораздо удобнее, но если нужно откопать что-нибудь древнее, начинаются всякие казусы. Я запрашиваю о Пастернаке, а мне выдают какую-то чушь про укроп, сельдерей – словом, полный набор для супа. С Блоком еще хуже. Миллионы всяких схем электронных блоков. Ведь что ни говори, с тех пор, как они писали, прошло уже две тысячи лет. – Сколько?! Маша закусила губу: – Ну вот, я и проболталась! Фу, дура! Теперь жди неприятностей. – Я никому не скажу, – произнес в благородном порыве Кларнет, – честное слово, не скажу! – Ах как нехорошо! – Маша закрыла лицо руками. – Нам запрещены контакты с прошлым. Я ведь тайком от всех. Даже Федю услала, чтобы все в полной тайне… – Кто такой Федя? – Кларнету почему-то не понравилось это имя. – Мой лаборант. Очень милый парень. – Маша опустила руки и снова улыбнулась. – Представляете себе, влюблен в меня до потери сознания, так и ходит по пятам. Еле выпроводила. Бывают странные ощущения где-то там, чуть повыше грудобрюшной преграды. Не то чтобы болит, а так, не разберешь что такое. Какая-то непонятная тоска. И очень милые парни вовсе не кажутся такими уж милыми, да и вообще вся человеческая жизнь, если разобраться… – Ладно! – Маша решительно тряхнула волосами. – Будь что будет!.. Итак, мне нужна помощь. Возьмете в библиотеке Блока и Пастернака. Все, что есть. Усвоили? – Да, и что дальше? – Будете читать вслух. – Зачем? – Ох! – Маша потерла виски пальцами. – Вот экземплярчик попался! Будете читать, а я запишу. Неужели так трудно понять? – Нет, отчего же, – сказал Кларнет, – понять совсем не трудно. Вот только читаю я неважно. – Ну, это меньше всего меня беспокоит. Значит, завтра в это время. Изображение пропало, как будто кот слизнул. Только что она была здесь, а сейчас пуст экран, безнадежно пуст. Исчезло наваждение, сгинуло, и все, что осталось, – это маленькая черная коробочка да мокрый обгоревший стол. Когда многократно повторенный опыт в одних и тех же условиях дает неизменный результат, то есть все основания считать, что установленные связи подчинены какому-то закону. Так, например, если любители ранней похмелки выстраиваются в длинные очереди у ларьков в бесплодном ожидании вожделенной цистерны с пивом, если строители бестрепетно роют канавы на ухоженных газонах, обнажая склеротическую кровеносную систему города, если по утрам к шуму трамвая под окном добавляется пыхтенье катков для асфальта, если, просыпаясь от щебета птиц, вы не можете сообразить, ночь сейчас или день, – знайте: на дворе июнь. Если на дворе июнь, а вам двадцать шесть лет, если вы каждый вечер читаете девушке прекрасные стихи, если… Впрочем, хватит! И так все ясно. Какой-то пошляк, родоначальник литературных штампов, сказал, что любовь не знает преград. Ну и что? Одно дело – не знать преград, а другое – суметь их преодолеть, или, как выразился бы философ, добиться такого развития событий, когда любовь в себе превращается в любовь для себя. Ведь что ни говори, а две тысячи лет… Хотите еще одну заезженную сентенцию? Пожалуйста! Беда приходит оттуда, откуда ее меньше всего ждешь. На этот раз она явилась через дверь в облике дворника, пригласившего однажды вечером Кларнета незамедлительно прибыть в домоуправление, где его ждет комиссия содействия в полном составе. Состав оказался не так уж велик: два человека, не считая уже известного нам бравого майора в отставке. Увидев Кларнета, майор пришел в крайнее возбуждение и вытянул вперед правую длань, отчего стал сразу удивительно похож на Цицерона, обличающего Катилину. |