Книга Тревожных симптомов нет. День гнева, страница 98 – Илья Варшавский

Это уже черт знает что!

Лой жмурится, как сытый кот. Сейчас он облизнется.

– Что ж, – говорит он, – было бы любопытно составить генетический гороскоп нашего потомка.

Лилли бросает на меня торжествующий взгляд. Пауза затягивается.

– Давайте сыграем в тараканьи бега, – предлагает Тони.

– Тони – историк, – поясняет Лилли. – Он всегда выкапывает что-нибудь интересное.

Тони достает из стола коробочку и извлекает оттуда двух тараканов. Один помечен белой краской, другой – синей.

– Выбирайте! – предлагает он мне.

– Где вы их раздобыли? – спрашиваю я.

– В Энтомологическом музее. У меня там есть приятель.

Я выбираю белого таракана.

Тони ставит на стол деревянный лоток.

Лой наблюдает за нами со снисходительным любопытством, будто мы сами забавные и безвредные насекомые.

Игра идет с переменным успехом. После нескольких заездов я возвращаю своего таракана Тони.

– Надоело? – спрашивает он.

Я киваю головой. У меня так мерзко на душе, что еще немного – и я разревусь. Мне страшно думать о том, что Лилли… Уж лучше бы это был не Лой, а Макс.

– Это потому, что мы играем без ставок, – говорит Тони. – Представьте себе, что проигравший должен был бы пойти в соседнюю комнату и повеситься. «Висеть повешенному за шею, пока не будет мертв». Игра сразу бы приобрела захватывающий интерес.

– Что ж, это мысль, – усмехается Лилли. – Попробуй, Свен. Рыцарский турнир на тараканах за право обладания дамой. Очень элегантно!

До чего же она меня ненавидит!

Право, я не прочь попробовать, но мне не хочется подвергать риску Тони. Он, в общем, славный парень. Вот если бы Лой… Чего не сделаешь ради того, чтобы на свете стало одним лопоухим меньше.

– Ладно! – говорю я и пододвигаю лоток к Лою. – Выбирайте таракана.

– Я не играю в азартные игры, – сухо отвечает он. – Что же касается вашей затеи, то это просто идиотизм! Неужели у вас нет более разумных развлечений?

Тони неожиданно взрывается.

– А что вы нам еще оставили?! – кричит он.

Лой пожимает плечами:

– Не понимаю, чего вы хотите.

– Работы! – орет Тони. – Можете вы понять, что и обычные люди хотят работать?!

– Разве вы не работаете?

– Работаю. – Он одним махом допивает коктейль и немного успокаивается. – Я написал монографию о восемнадцатом веке, а кому она нужна? Кто ее читал? Да и какой смысл копаться во всем этом дерьме, когда я не понимаю, что творится вокруг? Чем вы там занимаетесь в вашем проклятом Центре?! Какие сюрпризы вы нам еще готовите? Господи! Иногда мне кажется, что все мы заперты в огромном сумасшедшем доме. Ведь есть же еще люди на Земле. Можете вы объяснить, почему мы ограждены от всего мира непроницаемой стеной? Не умеете сами сообразить, что делать, так учитесь у других! Весь мир живет иначе.

– Нам нечему учиться у коммунистов, – высокомерно отвечает Лой. – Уровень производства, достигнутый нами…

– Я ничего не смыслю в производстве, но думаю, что тот уровень не ниже… – говорю я. – Меня интересует другое – люди. Что вы сделали с людьми?

– Разве автоматизация не освободила их от тяжелого труда?

– Освободила. От всего освободила, а взамен ничего не дала. Может быть, поэтому мы перестали походить на людей.

– Глупости!

Мне не хочется больше спорить.

– Был очень рад повидать тебя, Ли, – говорю я. – До свидания!

– Будь здоров, дорогой!

– Прощайте, Тони! Мы еще с вами как-нибудь сыграем.

Лой тоже встает. Он целует руку Лилли и небрежно кивает Тони.

Мы выходим вместе.

– Пройдемтесь пешком, – предлагает Лой, – мне нужно с вами поговорить.

Я знаю, о чем он хочет поговорить.

Лой ставит рычажок на пульте своей машины против надписи «возврат», и мы поднимаемся на пешеходную трассу.

Он сразу приступает к делу:

– Я хочу получить у вас кое-какие сведения о Лилли. Ведь вы ее хорошо знаете.

– Никто не может познать душу женщины.

Меня самого ужасает пошлость этой фразы.

– Я спал с ней всего три месяца, – добавляю я, и это уже пахнет стопроцентным кретинизмом.

Лой бросает на меня быстрый взгляд из-под насупленных бровей. Точь-в-точь как Макс на ту корреспондентку.

Я сгораю от стыда, но в душе рад, что разговор на эту тему уже не состоится.

Целый квартал мы проходим молча.

На перекрестке – затор. Равнодушная, сытая толпа молча наблюдает движущуюся колонну молодых ребят. Они несут транспарант с надписью: «ЛОПОУХИЕ, ПРИДУМАЙТЕ НАМ ЗАНЯТИЕ!» Очевидно, это студенты.

– Вы понимаете, что им нужно? – спрашивает меня Лой.

– Вам лучше знать, – отвечаю я.

– К их услугам все блага жизни, – задумчиво продолжает он. – Они ни в чем не нуждаются и могут заниматься чем угодно, в меру своих сил и возможностей разумеется.

– Вот в этом-то все дело, – говорю я. – Возможности непрерывно сокращаются. Вероятно, они боятся, что скоро даже те крохи, которые вы им оставили, будут отвоеваны вашими обезьянами.

– Обезьянами? – переспрашивает Лой. – Ну нет, обезьяны предназначены не для этого.

– А для чего?

Лой не спешит с ответом. Последние ряды демонстрантов уже прошли, и мы снова пускаемся в путь.

– Профаны, – говорит Лой. – Профаны всегда падки на всякую сенсацию, способны раздуть ее до невероятных размеров. Ваши представления о мыслящих обезьянах – чистейшая фантастика. Сверхмозг – просто рабочая машина, такая же, как любое счетно-решающее устройство. Нет смысла изобретать то, что уже создано природой, но усовершенствовать природу всегда можно. Пока тот же Макс нам очень полезен при решении ограниченного круга задач. Изменятся эти задачи – придется искать что-нибудь новое.

– Не знаю, – говорю я. – Все это темный лес. Просто меня, как писателя, пугают эти обезьяны. Впрочем, я их и близко-то не видел.

– Хотите посмотреть? Я могу это вам устроить, хотя Центр очень неохотно выдает разрешения на посещение питомника.

– Еще бы! Вероятно, зрелище не для слабонервных.

– Нет, – отвечает он, – просто это отвлекает обезьян.

* * *

Разрешение приходит через пять дней. Почему-то оно на двух человек.

Я решаю, что Лой хочет блеснуть перед Лилли, и звоню ей по телефону.

– Я сегодня занята, – говорит она. – Если не возражаешь, с тобой поедет Тони.