Книга Корона Подземья, страница 23 – А. Г. Говард

Я расстилаю плед в самом темном уголке двора, чтобы не было видно из окна и с крыльца. Это – единственное место, не заросшее цветами и травой. Ветви плакучей ивы спускаются пологом, образуя пещеру. Они свешиваются над забором, который разделяет наши с Джебом дворы. Мама неоднократно пыталась там что-нибудь сажать, но цветы не приживались, и она решила, что под ивой слишком темно.

Она понятия не имеет, сколько раз мы с Джебом проводили ночи под этим деревом, выбравшись из дома после того, как родители отправлялись спать. Мы разговаривали, считали звезды и так далее…

Тут наше убежище.

Мы вытаптывали здесь все семена. И я об этом не жалею.

Я ложусь и сжимаю в кулаке медальон, подаренный Джебом.

Лунный свет струится сквозь переплетение ветвей над головой, шумит фонтанчик. Всё напоминает о том, отчего год назад я предпочла остаться в мире людей, отчего мне нравится быть человеком. А Морфей хочет, чтобы я это бросила ради битвы в подземном королевстве.

Я начинаю понимать, что он прав. Если я хочу спасти тех, кого люблю, придется пойти с ним.

Но сначала надо поговорить с Джебом. Я не хочу больше скрывать правду. Возможно, потому, что знаю: он попытается убедить меня, что никуда отправляться не надо. Во всяком случае, что мне не нужны опасные приключения. Такие, из которых я могу не вернуться. Пусть даже я надеюсь на лучшее.

Моя рука касается цепочки с ключом, и в голове возникает образ гибнущей Страны Чудес. Сердце ноет – так мучительно, как будто рвется посередине.

Где-то слева слышится пение сверчка. В промежутках он поддразнивает меня. «Подбодрись, Алисса. Тебя ждет много перемен… самых невероятных. Они пробудят в твоей душе королеву».

Я замираю, схватившись за обе цепочки. Какой-то стук по ту сторону забора заставляет сверчка замолчать. Надо мной шуршат листья. Несколько штук слетают вниз, щекоча мое лицо. Я отмахиваюсь от них и замечаю темный силуэт на заборе.

– Ты потрясающе выглядишь в лунном свете, – голос Джеба, низкий и шелковистый, отгоняет эхо дурных предчувствий, которые пробудили слова сверчка.

Я прячу подвески под ворот свитера и чувствую, что мне недостает сил ответить.

Ветки разделяются, и я вижу лицо Джеба и его растрепанную шевелюру. Он улыбается – лукаво и сексуально.

– Я знаю, что опоздал на две минуты. Надо меня отшлепать.

Я фыркаю, окончательно успокоившись.

– Считай, что тебе повезло.

Я справлюсь. Всё расскажу ему. В конце концов, это же Джеб.

Он хватается за ветку одной рукой, повисает и спрыгивает, изогнувшись в воздухе. Это приемчик, который он использовал, когда мы в детстве играли в «царя горы».

Одно ловкое движение – и Джеб оказывается сверху, прижав меня к мягкому пледу.

– Ничего? Я не слишком тяжелый?

Я крепко обхватываю его руками, пока он пытается сохранить равновесие, стоя на четвереньках.

– Так и оставайся.

Он садится на пятки, и я радостно ерзаю. Нет ничего приятнее и уютнее, как лежать под ним, затаив дыхание.

Рука Джеба скользит по моей грудной клетке, останавливаясь на каждом ребре, как будто он хочет удостовериться, что я цела и невредима.

– Наконец ты в моем распоряжении, – шепчет он, и я чувствую его горячее дыхание и запах одеколона.

– Джеб, я должна кое-что тебе сказать.

– М-м… слушай, спортсменка, а подождать это никак не может?

Он касается губами моей шеи.

Услышав свое прозвище, я таю – и притягиваю Джеба к себе, чтобы поцеловать. Один-единственный раз – прежде чем я до основания разрушу то, во что он верит. Мои пальцы путаются у него в волосах. Джеб перекатывается, так что я оказываюсь сверху. Мы лежим так. Я прижимаюсь к нему всем телом и касаюсь губами шеи, ушей, лица. Мы целуемся под звездами, за гранью мира, и не прекращаем, пока оба не выбиваемся из сил.

Тяжело дыша, мы отстраняемся и смотрим друг на друга, переполненные эмоциями и драматическими событиями последних нескольких дней. И вот-вот станет еще хуже.

– Ну? – Джеб первым прерывает молчание. – Ты просто решила отвлечь меня, чтобы выиграть?

Я улыбаюсь при этом воспоминании.

– Всё настолько очевидно?

Джеб притягивает меня к себе, укладывает рядом на одеяло, отводит волосы с лица.

– С ума сойти, мы часами играли в шахматы под этим деревом, пока твой папа был на работе.

– Ты злишься, потому что я всегда выигрывала.

Он кладет голову на вытянутую руку.

– Оно того стоило, потому что потом я тебя щекотал.

Джеб проводит пальцем по моим губам.

– Приятно было иметь повод прикоснуться к тебе.

Я целую его палец.

– Ты даже тогда думал, как бы меня потрогать?

– Когда проводишь целый день в окружении рисунков, для которых ты послужила музой, трудно думать о чем-то еще.

Я подавляю тоску при мысли о той простой жизни, которую мы когда-то вели. В те времена я и понятия не имела, как легко нам жилось.

Как сказать Джебу, что я ухожу? Разве можно проститься в такую минуту?

Я обвожу пальцем его ухо, подбирая слова.

Он вздрагивает и смеется.

– Кстати, о рисунках, – произносит он, прежде чем я успеваю начать. – Надо поговорить насчет Розы. Мы слегка ошиблись насчет денег, которые она готова выложить.

Я поджимаю губы, когда слышу имя богатой клиентки. Неудивительно, что по телефону Джеб был так уклончив. Он рассчитывал, что этот гонорар поможет нам начать новую жизнь в Лондоне.

Отличная возможность. Сейчас я скажу, что это неважно. Что деньги – меньшая из проблем.

Я открываю рот, но Джеб укладывает меня на лопатки словами:

– Она предлагает на десять тысяч больше.

Он садится и смахивает с футболки и джинсов листья.

Я с трудом поднимаюсь. Голова кружится. Свитер сползает с плеча, и оно начинает мерзнуть.

– Двадцать тысяч баксов?! За один рисунок?

Джеб проводит пальцем по моему плечу.

– Не совсем. Она хочет серию… три новых рисунка. Погорячее.

Когда Джеб рисует меня, то помогает принять нужную позу, изучает все контуры моего тела, наблюдает, как свет и тени скользят по коже, и зачастую вместо сеанса мы начинаем заниматься совсем другими делами. Я скучаю по нашим сессиям. Было бы так здорово снова их начать. Я думаю об этом, и мне совсем не хочется никуда уходить.

Я сглатываю, собираясь попрощаться. С огромным сожалением.

Джеб наклоняется, чтобы поцеловать мое обнаженное плечо – нежно, тепло, ласково. Потом он возвращает сползший рукав на место и говорит, глядя мне в глаза: