Книга Груз семейных ценностей, страница 26 – Евгения Горская

Она попыталась высвободить руку, но он не отпустил.

— Давайте зайдем ко мне домой. Я вас не съем.

Как ни странно, больше она не сопротивлялась.

«Устала от своего страха, — понял Виктор Федорович. — Устала быть одна и бояться».

В лифте Света заплакала. Сначала вытирала слезы ладонью, потом носовым платком. Потом платок совсем промок, и Виктор Федорович дал ей бумажное полотенце. Это уже у Иры в квартире.

— Света, чего вы боитесь? — спросил он, усадив ее в Ирино кресло, но она только трясла головой.

И опять очень напоминала его Свету, хотя свою Свету он плачущей не помнил.

— Ты шла в магазин? — наконец вздохнул Виктор Федорович.

Она кивнула — да.

— Напиши список, я сейчас все куплю. А ты посидишь здесь. И кончай реветь. Родится у тебя плакса, замучаешься с ним потом.

Наверное, оставлять совершенно незнакомого человека в квартире, которая ему не принадлежала, было неправильно, но он оставил. Купил все по списку, который Света написала на принтерном листе. Почерк у нее был ровный и крупный, и Виктор Федорович с тоской подумал, что совсем не помнит почерка своей Светы. Они не писали друг другу писем.

Потом он проводил Свету до ее квартиры, подождал, когда она отопрет дверь, и решительно объявил:

— Меня зовут Виктор Федорович. Я завтра зайду. В десять утра подойдет?

Она робко кивнула. Ей было необходимо хоть кому-то верить.

Он сбежал вниз по лестнице, вышел на залитую солнцем улицу и просто так, бесцельно долго бродил по городу.

После замучивших дождей земля просыхала. Если погода снова не испортится, в выходные можно будет установить Илюше надувной бассейн.

Алина открыла затянутую полиэтиленом песочницу, дала сыну лопатку и формочки, села на лавочку, наблюдая, как малыш возится в песке. Позвонил Слава, дежурно спросил:

— Как вы там?

— Нормально, — ответила Алина. — Давай в выходные бассейн поставим.

— Обязательно.

Впервые после убийства соседки голос мужа звучал спокойно, она таким Славу любила, не паникующим.

Когда-то она думала, что другим он и быть не может.

Однажды она столкнулась с ним, идя домой в веренице сошедших с электрички людей. Тогда тоже было лето, теплое, мягкое. Тихо шуршала листва под слабым ветром, а от высокой травы, росшей по обеим сторонам дорожки, пахло медом.

Алина уже давно не подрабатывала продавщицей в поселке, она почти год корпела в фирме на должности инженера, и самым страшным в жизни ей казалось просидеть в фирме до пенсии. Работа была интересной, на работу Алина не жаловалась, но зарплата… С такой зарплатой ей не светила не только квартира, но и приличная машина.

Слава заметил ее первый, остановился так, что она на него едва не налетела, и тепло улыбнулся.

— Привет!

— Привет! — улыбнулась в ответ Алина.

— Давно тебя не видел.

— Я работаю в Москве. Институт окончила, — похвасталась Алина.

— Поздравляю. Какой?

Он пошел с ней рядом, а когда переходили трассу, взял за руку, как маленькую. Алине было приятно, Слава показался тогда таким надежным, тем, о котором можно только мечтать.

Он проводил ее до тетиного дома, и Алина радовалась, что мама создала перед домом настоящий цветник, не хуже, чем в московских парках.

Очень скоро Алина увидела Славу совсем другим. Но об этом они никогда не говорили.

Хлопнула калитка. Алина повернула голову и обрадовалась — по дорожке шла Настя.

Что-то странное творилось с подругой. Настя недавно плакала, это точно.

Конечно, у нее меньше месяца назад убили родственницу, которую Настя любила, но…

— Настя, с тобой все в порядке? — осторожно спросила Алина.

Настя не ответила, села рядом, вытянула ноги, откинулась на спинку лавки и закрыла глаза.

— Ивана Николаевича убили, потому что он лечил твоего соседа, — не открывая глаз, вздохнула Настя.

— Какого соседа? — не поняла Алина. Действительно не поняла.

— Твоего соседа Колю, — опять вздохнула Настя. Открыла глаза и посмотрела на Алину. — Забыла, как его фамилия.

— Дормидонтов, — машинально подсказала Алина.

— Я сегодня утром разговаривала с Леночкой. С Еленой Анатольевной, — Настя опять закрыла глаза. — Елена Анатольевна была у Иры, когда Иван уходил из дома. В последний раз. Ему кто-то позвонил, и Иван спросил, какое ранение. Понимаешь? У человека, который ему звонил, Иван спросил про ранение. А у нас здесь что, раненые каждый день появляются? Тогда только один раненый мог быть, твой Коля.

— Он не мой.

— Я посмотрела в Интернете, сопоставила числа. Иван Николаевич погиб через два дня после ограбления инкассаторов. Двое бандитов были уже убиты, а Колю поймали на следующий день.

Настя замолчала, Алина задумалась.

— Ивана Николаевича сбила машина, — наконец напомнила Алина. — Это каждый день случается.

— Очень вовремя сбила, — поморщилась Настя. — И в Иру выстрелили, после того как она поговорила с Колиным отцом.

— Его Степан Михайлович зовут.

— Позвони своей подружке, медсестре Оле, — попросила Алина. — Пусть узнает, с кем Степан Михайлович лежал в одной палате. Если надо, я заплачу.

— Мои подруги с меня денег не берут! — упоминание о деньгах Алине показалось обидным. Она такого от Насти не ожидала.

— Извини.

Алина достала телефон, но Оля не ответила. На дежурстве, наверное.

— Буду звонить, — пообещала Алина.

Настя подошла к песочнице, повозилась с Илюшей.

Где-то под ногами застрекотал кузнечик. Подлетела оса, Алина отогнала ее рукой.

А еще подступил страх, но его Алина отогнать не смогла.

Слезы текли и текли, и казалось, что силы, которые Настя потратила на то, чтобы никто не догадался о ее горе, закончились. Настя закрыла ноутбук, умылась, выпила воды, налив ее в стакан из пятилитровой канистры. Питьевая вода заканчивалась, нужно попросить папу привезти еще.

Еще нужно съездить в Москву, посмотреть образцы тканей, которые Катя выбрала для новых моделей, но об этом даже думать не хотелось. Это можно сделать и завтра.

Настя села в стоявшее на веранде кресло-качалку, закрыла глаза. Кресло купила Ира, заказав в интернет-магазине. На фото кресло выглядело вполне прилично, а оказалось настоящим убожеством. Мама долго смеялась, увидев приобретение.

Потом к креслу привыкли. У тети даже вошло в привычку сидеть в нем по вечерам, когда делать уже ничего не хочется, а ложиться спать рано.