Книга Честь Белого Волка, страница 43 – Андрей Белянин

Однако лично для меня Хель использовала и третий вариант – либо девушка, либо скелет без совмещения и дробления половинчатостями. Я был её избранник, каприз, всплеск человеческих чувств, нелепое чудачество или холодный расчёт, не знаю.

Но мне была оказана вот такая милость – видеть её целостной!

– Что-то Хельга задерживается.

– Да пёс с ней!

– В каком смысле? – недопонял я. – Ты имеешь в виду Гарма?

– Ставр, я имею в виду… – Она махом опрокинула коньяк, икнула и требовательно пододвинула ко мне пустую стопку. – Что у нас уже взрослая дочь и она наверняка понимает, когда нужно дать папе и маме возможность побыть наедине.

Честно говоря, я въехал не сразу. А въехав, чуть сам не выпил налитый для неё коньяк. То есть мы даже пару секунд поборолись за стопку, но я вовремя пришёл в себя.

– Думаю, мы так долго были в разлуке и… у каждого своя жизнь. Поэтому, надеюсь, никаких обид на то, что… Хель?

Она залпом выпила третью стопку, и сто пятьдесят грамм хорошего коньяка заплескались оранжевыми искорками в её голубых, как лёд Граней, глазах.

– Я при-красн… знаю-у, чё ты не хочешь меня обидить, – не очень уверенно, практически по слогам выговорила Смерть. – Хде у тибя сп-пальня?

Прежде чем мне удалось вставить хоть слово, моя бывшая супруга сама схватила бутылку и на манер древних викингов выхлестала остатки в одно горло меньше чем за минуту. Какого северного мха тут происходит?! Цирк с нетрезвыми конями…

Я пару раз хлопнул в ладоши, привлекая её внимание.

– Дорогая, ты в курсе, что твоя единственная дочь категорически не приемлет пьяного отца?

– Я ж… мать!!! – У Хель разве что слегка порозовели бледные щёчки.

– Не уверен, что её это остановит.

– Пшёл в эту… в спал-ню, – жёстко приказала Смерть, словно доминирующая госпожа с хлыстом в немецких порнофильмах.

Нет, я их не смотрю. И да, я раз сто выключал дичайшее порно, когда счастливый дядя Эдик на раз-два вёлся на все интернет-рассылки, со всей дури счастливо подписывая нас на всякие подобные каналы. Он псих, ему всё простительно, а мне нет.

Тем более что моя бывшая супруга встала, на хрен (прости господи!) разбила пустую бутылку об кафельный пол в лучших традициях асов и, поймав меня за воротник, жадно поцеловала! Губы Хель были на удивление тёплыми, нежными и податливыми.

Меня на миг захлестнули старые чувства. В себя я пришёл уже в спальне, когда мы в обнимку пытались расстегнуть друг на друге одежду, но тут…

– Ставр? Хель? Ух ты! А чё вы тут делаете? А чё тогда я тут делаю, упс…

Дядя Эдик вышел на нас из гобелена в самое неподходящее время. Или, наверное, нет, как раз таки очень вовремя! Мы ещё не успели толком раздеться, а он застал нас в момент невинных прелюдий и поцелуев.

– Я… убью-у его!

– Дорогая, мы вместе его убьём.

– Эй, эй, вы чего?! Ставр, ты же сам просил меня предупредить, когда придёт Фенрир? – взмолился наш псих, и ко мне вернулся разум.

– Мать твоя белая медведица, почему ты не сказал мне этого раньше?! – взревел я, хватая бывшего бога за шиворот и тряся как грушу.

– Потому что Пушкин! – взвыл он с такой болью в голосе, что я невольно отступил.

– Пушкин, это который Александр Сергеевич, солнце русской поэзии, наше всё?

– Да! – страстно продолжил дядя Эдик, глядя мне прямо в глаза. – Я думал об этом три дня, и я понял: ты не на том воспитываешь ребёнка! Вспомни, как он писал в «Сказке о мёртвой царевне и о семи богатырях»:

– И? – не понял я.

– И пусть твой ответ будет краток, сын Одина, – совершенно нормальным языком честно предупредила Хель, вставая с кровати и поправляя блузку.

– Ну как же? Их семеро! А сарацин один! А татарин один! Даже пятигорский черкес и тот сидит в лесу один-одинёшенек! Нельзя учить детей нападать всемером на одного! И уж тем более «тешить правую руку»…

Поверьте, в этот двусмысленный момент он реально рисковал огрести с двух сторон и наверняка огрёб бы, когда во входной двери опять-таки крайне вовремя начал проворачиваться ключ. Девочка моя, какая же ты умничка…

– Папуль, мамуль, я выгуляла Гарма! Стой, куда, блин?!

Чёрный доберман, вырвавшись из рук, успел влететь к нам в спальню с оскаленными клыками. Я нежно улыбнулся ему и послал воздушный поцелуй Хель.

– Лапка, позаботься о маме. Ей нужен горячий кофе и холодный душ!

– А ты? – Хельга вбежала в спальню, когда мы с Эдом уже практически ушли в старый гобелен.

– А я в замок Кость.

Мы успели удрать, не дожидаясь непосредственных разборок на месте. Клянусь, на какое-то мгновение я даже успел услышать клацанье стальных зубов адского пса в считаных сантиметрах от моей задницы, но тем не менее мы удрали!

Причём крайне удачно, потому что с той стороны у фрески прогуливался мой верный король-паж. Таким образом, на Метью сначала рухнул стройный дядя Эдик, а поверх него тяжёлый я. Визг размазанного по каменному полу его величества до смеха напоминал поросячий. Мы с Эдом разулыбались…

– Сир? – В конце коридора показалась могучая фигура старого крестоносца.

Я удовлетворённо встал, поставив ногу меж лопаток кудрявого бога. Он в свою очередь вновь придавил коленом живот Метью. Тот обложил нас матом, веселуха-а…

– Могу ли я включиться в ваши странные игры?

– Нет, старина, мы уже закончили выжимать подсолнечное масло из бывшего короля. Какие новости?

– Вы просили предупредить вас, когда дозорный увидит волка?

– Именно так. Мне есть что ему сказать. Прикажи оседлать Центуриона. И да, – я предупреждающе поднял ладонь, заранее пресекая рвущийся с губ Седрика вопрос, – если эта скотина начнёт качать права, разрешаю от моего имени дать ему промеж ушей!

– Вы читаете мои мысли, сир?!

Я не стал отвечать, слишком велико искушение опять попасться на его удочку и вновь вести диалог из одних вопросительных предложений. Нет уж, хватит, проехали, тем более что в этой игре мы не на равных, а победитель всегда предопределён заранее.

Переодеваться не пришлось, как вы помните, я влетел к себе домой едва ли не в боевых доспехах и при оружии. Нужно было всего лишь зайти в свои покои, забрать седельную сумку с куском окаменевшего яда и свой плащ из шкуры белого волка.

– Ставр, имей в виду, мы идём вместе! – Ко мне ворвался пылкий Эд, совершенно не помнящий, как несколько минут назад критиковал, а честнее, попросту докапывался (!) до бессмертных пушкинских строчек.