Книга Мрак, страница 123 – Юрий Никитин

— Пригодились такие широкие окна!.. А у нас — узкие, не окна, а бойницы.

Откуда ты, подивился Мрак. теперь уже узнать не успеем. А вслух сказал сожалеюще:

— Тебе не стоило в это ввязываться. Молод... Да и не твоя это битва.

Улыбка Любоцвета была странной и печальной:

— Моя, — возразил он погасшим голосом. — Я ведь бьюсь за Додона, а не против...

— Как это? — насторожился Мрак.

Любоцвет заколебался, щеки окрасились румянцем. Похоже, готовился в чем-то признаться, но от двери послышался воинственный крик. В палату ворвались новые воины. Гонта и Ховрах загородили дорогу, и Любоцвет, не успев ответить, с мечом в руке бросился на помощь.

Зазвенели мечи, и нападавшие отхлынули, оставив пятерых убитых. Снова их погнали вперед, и снова разбились как волны о гранитную стену. Еще трижды воевода гнал их в бой, но на этот раз даже Ховрах не дал себя ранить, хотя вынуждено прижался к стене, а за ним отодвинулись и другие.

Трупы лежали один на другом, кровь стекала широкими струями и ручьем вытекала из палаты. Измученные, залитые потом и кровью, они прижались спинами к стене, ждали нового приступа. От хриплого дыхания Ховраха и Гонты Мрак не слышал что кричал из-за спин своих телохранителей Додон.

Наконец на том конце палаты воины расступились. В дверном проходе появился огромный воин, выше остальных на голову. Весь в бронзе, рогатый шлем закрывает и лицо, только для глаз осталась узкая щель. Голова как валун, толстые руки опускались ниже колен. Ноги были короткие, кривые.

— Руд! — проревел он страшно. Поигрывая боевым топором, он двинулся через палату. — Бей!.. Руби...

— Моя очередь, — сказал Ховрах хрипло. Он с усилием отпихнулся от стены. Ноги его подгибались, а палицу он едва не волочил по земле. — Моя пора...

Гонта прошептал что-то. Мрак поддержал, глаза вождя разбойников закрывались, по лицу пробегала быстрая как ящерица судорога. От середины зала донеслись злые голоса воина-поединщика и Ховраха, потом должен страшно зазвенеть металл о металл...

Но почему-то не было ни криков, ни воплей. Когда Мрак повернул голову в сторону схватки, Ховрах и воин стояли друг против друга, напряженно разговаривали. Ховрах загибал пальцы, воин сперва следил, потом ругнулся, сунул меч в ножны, начал загибать пальцы по-своему. Некоторое время спорили, потом заулыбались с облегчением, внезапно обнялись — наконец-то звякнуло металлом, — разошлись в разные стороны.

Гонта смотрел на Ховраха вытаращенными глазами. Прошептал, когда тот вернулся:

— Что ты наплел этому мордовалу?

— Почему мордовалу, — сказал Ховрах с неудовольствием. — Какой-то ты грубый сегодня! Не с той ноги встал? Вполне достойный витязь. Вежественный! Родню чтит.. Они все такие мои племянники со стороны троюродной сестры. Ну, не совсем племянники, но мой дед и его дед в молодости вместе грабили храм на Хмурой горе, жриц тамошних обрюхатили всех до единой, даже телицу при храме... ну, словом, мы почти родственники, сам видишь.

Мрак прохрипел сожалеюще:

— Да, родня — это сила. Жаль, что я нездешний.

— А мне жаль, — сказал Гонта мрачно, — что я здешний. Так и не повидаю твоих лесов.

Мрак едва успел подхватить с пола палицу. Та норовила выскользнуть из мокрой ладони как большая тяжелая рыба. Воздух был пропитан тяжелым запахом свежепролитой крови, и люди шли тяжело, словно двигались в воде. Гонта сказал тоскливо:

— Боги, все еще не конец! Какие же они...

— Медленные? — подсказал Ховрах.

— Как черепахи.

— А какие это черепахи? — полюбопытствовал Ховрах.

Он задержал дыхание, выставил щит, приняв удар сразу троих тел, с усилием оттолкнулся от стены, на этот раз отпихнув настолько, что тремя ударами расшиб им головы. Рядом сопели Мрак и Гонта, рубились молча, зло, сосредоточенно.

Любоцвет дрался красиво, меч его блистал как молния, а сам он двигался быстро и ловко. На нем пока не было ни одной царапины, только погнулись пластины доспехов на плечах.

— Не могу, — проговорил вдруг Ховрах хриплым голосом. — Уже скоро обед...

Он выловил в луже крови щит, поднялся. Топор сжимал посередке, не было сил держать за конец топорища. Мрак непонимающе смотрел как он зашагал через трупы к выходу. Там его встретили блеском топоров, Ховрах заорал дурным голосом, врубился в стену тел, щитов, копий, пошел крушить как будто разбивал крепостные врата.

— Что с ним?

— К обеду боится не успеть, — объяснил Гонта саркастически. — Жрун ненасытный.

— К обеду... Какому обеду? — переспросил Мрак. — А, в небесном чертоге?

— Ну да. Там вроде бы только раз в день кормят. В полдень.

Он бросил короткий взгляд в окошко. Оттуда веяло прохладой, но солнце еще стояло высоко.

— И самому, что ли... — сказал он задумчиво.

С усилием подняв оба меча, он заспешил к Ховраху. От усталости даже не переступал тела павших, обходил. Мрак вытер пот с лица. Воздух был жаркий, липкий, напоенный запахом теплой крови, лопнувших внутренностей, нечистот.

Впереди был непрекращающийся звон, лязг, грохот, от криков звенело в ушах. На Ховраха и Гонту наконец навалились скопом. Те подались, но Ховрах внезапно взревел страшно, врубился в самую середку, пошел сеять смерть как рассвирепевший буйвол. Гонта попытался прийти на помощь, но его теснили, острия копий били сильно и часто. Доспехи звякали, но узкие острия находили щели, больно вонзались в тело. Дальше не пускал доспех, но кровь из многих мелких ран текла обильно, он чувствовал в голове слабый звон и обманчивую легкость.

Ховрах ревел и рубил во все стороны. Он оказался у самого входа, его окружили в пять рядов, били копьями, топорами, палицами, но Ховрах все орал, ругался, его топор все еще сеял смерть, он весь был покрыт кровью, уже и своей, но сил будто прибавилось, и воины падали к его ногам как снопы. Он опирался о них ногой для лучшего удара, бил быстро и почти без промаха.

— Ховрах, — прошептал Любоцвет потрясенно, — я не думал, что он такой герой!

— К обеду спешит, — ответил Мрак непонятно.

— К обеду? Какой сейчас может быть обед?

— Ховраху не ляпни, — предупредил Мрак. — Обидишь... до конца жизни.

Двое подкрались со спины, с размаха ударили копьями. Ховрах взревел, начал поворачиваться. Топор уже прочертил дугу, копья переломились с треском. Ховрах на излете достал одного краем в лицо и, продолжая страшно реветь как раненый медведь, ухватил другой рукой за обломок второго, дернул. Воин, не успев выпустить копье, налетел на Ховраха. Тот ударил головой в переносицу, и несчастный рухнул на спину, раскинув руки и с залитым кровью лицом.