Книга Хроники Заводной Птицы, страница 55 – Харуки Мураками

Мэй Касахара взяла листок и посмотрела на него, поджав губы. Потом перевела взгляд на меня.

– Ладно. Будет исполнено. А ты выбрось все из головы и прими горизонтальное положение. Я сейчас вернусь.

Она ушла, а я, последовав совету, вытянулся в шезлонге и закрыл глаза. Пот сочился из каждой клеточки моего тела. Только попытался сосредоточиться, как в голове начала пульсировать кровь, а где-то под ложечкой закопошился странный колючий комок. К горлу подкатила тошнота. Вокруг было тихо. Мне вдруг пришло в голову, что я давно не слыхал Заводной Птицы. Наверное, дня четыре или пять. Нет, память меня подводила. Про птицу я вспомнил, когда ее уже не было слышно. Может, она из перелетных? Впервые я ее услышал с месяц назад. И с тех пор эта неведомая птаха каждый день заводила пружину маленького мирка, в котором мы жили. Это был сезон Заводной Птицы.

Мэй вернулась минут через десять с большим стаканом. Протянула его мне, и плававшие в стакане кубики льда тихо звякнули. Показалось, что эти звуки родились в другом, очень далеком мире, отгороженном от нас несколькими воротами. Я уловил их, потому что как раз в тот момент ворота оказались открытыми. Но только на время – стоит закрыться воротам между двумя мирами, и меня отрежет от этих звуков.

– Пей, – приказала Мэй. – Это вода с лимонным соком. Голове легче станет.

Я выпил половину и вернул стакан. Холодная вода прокатилась по горлу и стала медленно опускаться вниз. Тут же подкатил спазм тошноты. Образовавшийся в желудке волокнистый комок начал разматываться и подступил к самому горлу. Зажмурившись, я пытался перебороть тошноту. Представил, как Кумико садится в поезд, держа в руках блузку и юбку… «Уж лучше бы вырвало. Может, полегчает», – подумал я, но сдержался. Сделал несколько глубоких вдохов – и тошнота постепенно отступила.

– Ну, как ты? – поинтересовалась Мэй.

– Порядок, – ответил я.

– Я позвонила. Назвалась родственницей. Правильно?

– Угу.

– Заводная Птица, она кто? Твоя жена?

– Да.

– Мне сказали, что вчера ее тоже не было. На работе она никого не предупредила. Не пришла – и все. Они тоже не знают, что и думать. Говорят, это совсем на нее непохоже.

– Да… Вот так никому ничего не сказать и просто не выйти… Это и правда на нее непохоже.

– Значит, она пропала со вчерашнего дня?

Я кивнул в ответ.

– Бедная Заводная Птица! – сказала Мэй. Похоже, ей было искренне жаль меня. Она положила руку мне на лоб. – Может, я чем могу помочь?

– Сейчас, наверное, нет. Спасибо тебе.

– Послушай, можно я еще спрошу? Или мне помолчать?

– Спрашивай, чего уж там. Хотя не знаю, смогу ли ответить.

– Она что, с мужчиной сбежала?

– Не знаю, – ответил я. – Не исключено. Все может быть.

– Подожди! Но вы же столько вместе прожили. Как же можно таких вещей не знать?

«В самом деле, – подумал я. – Как же случилось, что я этого не знаю?»

– Бедная Заводная Птица! – повторила Мэй. – Как мне хочется тебе помочь. Но я, к сожалению, ничего не понимаю в семейной жизни.

Я поднялся с шезлонга. Для этого понадобилось гораздо больше усилий, чем я думал.

– Спасибо тебе за все. Ты мне очень помогла. Но мне надо идти. Посижу дома – подожду новостей. Может, позвонит кто-нибудь.

– Придешь домой – сразу становись под душ. Душ прежде всего. Понимаешь? Потом переоденься в чистое и побрейся.

– Побриться? – переспросил я, проведя рукой по подбородку. Побриться я действительно забыл и не вспоминал об этом с самого утра.

– Такие мелочи имеют большое значение, Заводная Птица, – сказала Мэй, глядя мне прямо в глаза. – Придешь домой – хорошенько погляди на себя в зеркало.

– Хорошо.

– Можно я загляну к тебе попозже?

– Заходи, конечно, – сказал я и добавил: – Мне будет легче.

Мэй Касахара молча кивнула.

* * *

Дома я посмотрел на себя в зеркало. Вид и в самом деле не дай бог. Я разделся, принял душ, как следует вымыл шампунем голову, побрился, почистил зубы, протер лицо лосьоном и после всех этих операций еще раз внимательно оглядел себя. Вроде легче стало. Тошнота прошла. Остался только легкий туман в голове.

Я надел шорты и свежую тенниску. Сел на веранде, прислонившись к столбу, и, глядя в сад, стал ждать, когда высохнут волосы. «Попробуем разобраться, что же произошло за эти дни», – сказал я себе. Началось со звонка лейтенанта Мамии. Когда он позвонил? Вчера утром? Да, именно так. После этого ушла Кумико. Я застегнул ей молнию на платье, и она ушла. Потом я нашел коробочку от туалетной воды. Приходил Мамия-сан, рассказал эту необыкновенную историю про войну: как его захватили монгольские солдаты и бросили в колодец. Принес прощальный подарок от Хонды-сан. Оказалось, правда, что это только пустая коробка. Потом Кумико не пришла домой. Забрала утром свои вещи в химчистке на станции и пропала неизвестно куда. На работе у нее никто ничего не знает. И все это произошло вчера.

Просто не верится, что за один-единственный день столько всего случилось. Многовато для одного дня.

Беспрерывно размышляя об этом, я почувствовал, что страшно хочу спать. Не просто клонило ко сну, а навалилась невыносимая, какая-то чудовищная сонливость. Она срывала с меня покровы сознания, подобно тому как сбрасывают одежду с бесчувственного тела. Как сомнамбула, я прошел в спальню, разделся и повалился на кровать. Попробовал взглянуть на часы, стоявшие на столике у изголовья, но не смог даже повернуть головы. Глаза сами собой закрылись, и я тут же провалился в глубокий бездонный сон.

* * *

Во сне я застегивал молнию на платье Кумико. Видел ее белую гладкую спину. Но, подтянув застежку кверху, я понял, что передо мной не Кумико, а Крита Кано. В комнате мы были одни.

В той же комнате, что приснилась мне в прошлый раз, – в том же гостиничном номере. На столе – бутылка «Катти Сарк» и два стакана. Ведерко из нержавеющей стали с кубиками льда. Из коридора доносились громкие голоса – кто-то проходил мимо. Слов не разобрать, но говорили, похоже, по-английски. С потолка свешивалась люстра, но она не горела. Комнату освещали лишь тусклые настенные бра. Окна наглухо закрыты тяжелыми гардинами.

Крита возникла в летнем платье Кумико – бледно-голубом, с ришелье в виде птичек, чуть выше колена. И, как обычно, с макияжем Жаклин Кеннеди. На левом запястье – два браслета.

– Откуда у тебя это платье? Оно твое? – спросил я.

Крита посмотрела на меня и покачала головой. При этом завитые кончики ее волос мило дрогнули.

– Нет. Платье не мое. Я взяла его поносить на время. Но вы не беспокойтесь, господин Окада. От этого никому хуже не будет.