
Онлайн книга «Т-34. Выход с боем»
– Пожрать не дадут? – с надеждой тихо спросил Цапа. Ветлугин посмотрел на жующих вдалеке немцев, сглотнул слюну и молча отвернулся в другую сторону. – Интересно, куда нас везут? – не успокаивался Васька, теперь уже глядя на Терцева. Капитан пока что только пожал плечами. Они огляделись по сторонам. Чистая, ухоженная улица с высокими деревянными заборами поднималась вверх и скрывалась за поворотом. Пригревало июльское солнышко. Терцев прислонился к забору и прикрыл глаза… – Пани, пани! – вернул его из дремоты голос Ветлугина. Капитан открыл глаза. Напротив них через дорогу стояла девушка в цветном платье и босоножках, надетых на белые носочки. Это было так неожиданно и удивительно, что Терцеву в первый момент показалось, будто он еще спит. Капитан тряхнул головой и протер глаза. Девушка, однако, никуда не исчезла. В руках у нее была плетеная корзинка, из которой торчали закупоренные свернутыми газетами горлышки стеклянных бутылок с молоком. – Пани, млеко, – просительно проговорил Ветлугин. Цапа рядом с ним, затаив дыхание, замер без движения, гипнотизируя взглядом корзину. Девушка испуганно посмотрела на немца с автоматом и осторожно потянула из корзинки бутылку. Конвоир демонстративно повернул голову в другую сторону. Девушка быстро поставила на песок у обочины бутылку и сделала шаг назад. Немец снова посмотрел в их сторону и опять отвернулся. Бутылка моментально перекочевала в руки Ветлугина: – Спасибо, пани. Терцев в упор глянул на девушку. Быстро спросил, почти беззвучно, одними губами: – Город? Мисто? Девушка бросила взгляд на немца. Тот продолжал смотреть в другую сторону. Произнесла тихонько: – Элк. Не говоря ни слова, Терцев молча указал пальцем в ту сторону, откуда они приехали. – Августов, – последовал ответ. Капитан перевел палец в направлении их предстоящего движения. – Арис. То Ожиш. Конвоир развернулся в их сторону. – Дзенькую, пани! – подняв в руке бутылку с молоком, громко сказал Ветлугин. Терцев благодарственно моргнул глазами и сделал девушке знак уходить. Она поспешила прочь. – Weg! – бросил окрик охранник, впрочем, скорее для порядка. Девушка благополучно скрылась за поворотом улицы. Бутылку у них не отобрали. Пустив ее по кругу, пленные быстро выпили молоко. На место прибыли уже поздно вечером. Когда один из охранников откидывал полог тента и что-то говорил встречавшему их солдату, Терцев успел заметить полосатый шлагбаум, будку часового и отрезок обнесенного колючей проволокой периметра. «Какой-то новый лагерь?» – мелькнуло у капитана в голове. После того места, где они так удачно раздобыли молоко, больше остановок не было. Логично было предположить, что приехали именно в Ожиш или его окрестности. По прикидкам Терцева, в общей сложности отмотали от Сувалок по дорогам больше сотни километров. Вопреки ожиданиям, их поместили не в барак, а всех троих заперли в каком-то чулане. Заводили через большие и высокие ворота высокого то ли пакгауза, то ли ангара, насколько можно было разобраться в темноте. Грохнула за спинами тяжелая металлическая дверь. Провернулся снаружи несколько раз ключ в замке. Огляделись – чулан был каменный, под потолком маленькое окошко с решеткой. Ветлугин с ходу заскочил на кучу ветоши в углу, попробовал рукой прутья решетки. Они были стальные. Соскочил обратно на пол. Шаря глазами по помещению, Цапа проронил свое обычное, ни к кому даже не обращаясь и не прекращая осмотра: – Жрать-то дадут?.. Капитан с сержантом переглянулись и усмехнулись. – Кто спит, тот обедает, – процитировал Терцев фразу, вычитанную в детстве из зарубежных приключенческих романов. Цапа посмотрел на капитана совсем с расстроенным видом. Вспомнив встречу в Элке, Терцев поинтересовался у Ветлугина: – А как ты угадал, что та девушка полька? Насколько Терцев помнил географию, после Сувалок их везли и высадили уже на территории Восточной Пруссии. Ветлугин улыбнулся с довольным видом: – Так ведь красивая. Значит, точно славянка. Сержант поддел локтем Ваську: – Красивая была девушка? А, Цапа? – Пожрать бы для начала, – шмыгнул носом минометчик. И закончил вполне резонно: – После этого можно и о девушках поговорить. Танкисты тихонько хохотнули. Ветлугин с улыбкой развел руками: – Молодец! Возразить нечего! – Арис, Арис, – снова с серьезным видом произнес Терцев вслух название городка, в окрестностях которого они, по всей видимости, оказались. – И он же, получается, Ожиш. – Арис – немецкое название. Ожиш – польское, – неожиданно блеснул знаниями Цаплин. – Эти земли сотни лет кочевали по разным государствам. Тут поляков и немцев вперемежку. Танкисты уважительно покачали головами. Минометчик уверенно закончил: – Арис, он же Ожиш, был в Германии. А Сувалки и Августов – в России. Это когда еще все нормально было. – Это когда же все нормально было? – прищурившись, поинтересовался Ветлугин. – До 1914 года, – без запинки отвечал Васька. – Где тебя так учили? – быстро спросил Терцев. – В школе. – И где такая школа? – Город Локоть, – снова потер нос Цаплин. – Брянские мы. И, чуть смутившись, пояснил: – Я вот только школу закончил. Потом опять наши пришли и меня в армию забрали. – Погоди, это ты так при немцах учился? – переглянулись танкисты. – Да, но только не совсем, – принялся объяснять Цаплин. – К нам немцы в наших краях особо не лезли. Мы там сами управлялись. Но учили интересно. И жили хорошо. – Давайте спать! – резко оборвал разговор Терцев. Свалили на пол ветошь, бросили на них шинели и ватник. Проспали до самого утра. Так хорошо они не отдыхали, пожалуй, много месяцев. Дверь снова громыхнула часов в шесть. Снаружи уже давно рассвело. Под конвоем их вывели во двор. За спиной было здание ангара, в котором располагался каменный чулан. На дворе стояло несколько грузовиков, половина явно неисправных – на приколе. Им разрешили умыться водой из шланга, длинной змеей тянувшегося из соседних ворот. Надо полагать, там находилась автомобильная мойка. Жестом показав, что у них минута, конвоир включил воду. Быстро скинув верхнюю одежду, с наслаждением окатили друг друга из шланга. Благо на летнем солнышке их видавшее виды истрепанное обмундирование сохло почти моментально. Затем охранники уселись рядом с забором завтракать. Когда пленным бросили краюху хлеба, Цапа, прижимая ее к груди и не веря свалившемуся на него счастью, пролепетал: |