Книга Птица и меч, страница 32 – Эми Хармон

Он был совершенно наг и так прекрасен, что у меня перехватило дыхание. Я забыла, что сейчас он опустит голову и увидит меня — взъерошенную, потрясенную, самым бесстыдным образом глазеющую на него с кровати. Не успела я испугаться этой мысли, как он уронил руки и обратил на меня немигающий темный взгляд. Черная радужка расширилась, финальным штрихом преображая бледные птичьи глаза. На пороге лесной хижины стоял король Тирас.

Я уставилась на него, не дыша и не веря своим глазам, в то время как по его лицу пробегала целая гамма эмоций — сомнение, стыд, задумчивость. Наконец извечная самоуверенность взяла верх, и он вскинул подбородок, взирая на меня с недосягаемой высоты: истинный король, захваченный врасплох, но не посрамленный.

— Ты все-таки сбежала. — Он умудрился вложить в эти слова столько осуждения, что я недоверчиво потерла глаза кулаками да так и осталась сидеть за ширмой ладоней, почти уверенная, что сплю.

Если ты не сон, ты не мог бы одеться?

— А если я сон, мне можно остаться как есть? — насмешливо поинтересовался он, но я все-таки услышала звук шагов и следом — шорох ткани.

Я кивнула. Быстро помотала головой. Снова кивнула. Пошарила руками по горящим щекам и растрепанным волосам, для надежности оперлась о стену и аккуратно встала, избегая смотреть на короля даже искоса. Затем глубоко вздохнула — один, два, три раза — и попыталась проскочить мимо него в открытую дверь. Я отчаянно нуждалась в пространстве и воздухе, но Тирас одним движением преградил мне путь и выставил перед собой ладонь, словно успокаивая взмыленную лошадь. Когда он заговорил снова, укоряющий тон сменился тихой мольбой.

— Не беги от меня, Ларк.

Я с облегчением отметила, что теперь на нем были штаны. В свободной руке он сжимал тунику, и когда убедился, что я не собираюсь выпрыгивать в окно, быстро продел ее через голову, а край заправил за пояс. Потом натянул на босые ноги шерстяные носки и обул пару ботинок, которые я не заметила вчера в темноте, но могла поклясться, что уже видела их раньше.

Ты птица.

— Иногда.

Ты Перевертыш.

— Да.

Одаренный.

— Да.

Как я.

— Как ты. — Он помедлил. — Теперь ты видишь? Теперь понимаешь?

Я уставилась на него пустым взглядом. В голове метались бессвязные мысли. Пока я не понимала ровным счетом ничего… кроме одной вещи. Это ты был тем орлом в лесу… в Корвине.

— Да.

Ты был ранен. У тебя… торчала стрела из груди.

— Свет помогает мне переродиться, а превращение исцеляет. Мне только нужно было дотянуть до рассвета. Когда я превратился из орла в человека, ты по-прежнему спала рядом.

Я почти слышала, как щелкают, вставая на место, фрагменты мозаики у меня в голове. Видимо, Тирас угадал ход моих мыслей.

— Это я украл одежду вашего конюха и серую кобылу твоего отца. А пока ехал к стоянке своего войска, осознал, что был на волосок от гибели. И умер бы, если бы не ты. Позже я вернулся в Корвин именно за тобой. Думал, ты сможешь меня исцелить. А когда узнал, что ты дочь лорда, да к тому же немая, решил убить двух зайцев. Твой отец замышлял на меня покушение, сколько я себя помню. Было бы справедливо, если бы меня смогла исцелить его дочь.

Но я не смогла.

— Нет. Но ты облегчила мою агонию. Утешила страдания, хоть и не сумела вылечить.

Я не могу починить то, что не сломано.

Глаза Тираса расширились, и он сделал шаг ближе. Я и сама не знала, откуда взялось у меня в голове это утверждение, но оно, казалось, его оглушило.

— Но я чувствую себя сломанным, — признался он беспомощно. А в следующую секунду уже расправил плечи, натянув свою обычную мантию превосходства. — Обычно я контролирую превращение. Чувствую, когда оно подступает, и могу сдержать одной волей. Но в последний год сопротивление стало болезненным, и я начал уступать чаще, чем хотел бы. В дневные часы эта тяга слабее, хотя я могу переродиться в любое время. И переродился, когда меня отравили по заговору лордов.

Я вспомнила, как он упал в коридоре. А когда ты не сопротивляешься… тебе все равно больно?

— Немного, но эта боль недолговечна, как от растянутых после тренировки мышц. Когда ты пришла помочь мне во второй раз, агония была так нестерпима, что я не выдержал и превратился до того, как Кель привел тебя в комнату. Я думал, ты увидишь меня на рассвете. Увидишь, как я снова становлюсь человеком. Но Кель услышал мой зов и вмешался.

Но тебе было плохо… потом. Тирас кивнул.

— Мне пришлось бороться за возвращение в человеческий облик. В тот раз я впервые не переродился с рассветом. А когда у меня наконец получилось, я был совершенно разбит.

Ты всегда мог меняться? Я никогда не встречала никого, кто оборачивался бы зверем или птицей. А может, все только притворялись нормальными.

— В ночь после смерти твоей матери я переродился в первый раз. Она словно разглядела во мне эту силу. Она знала.

Твоего сына отнимут небеса. Старое пророчество обрело совершенно новый смысл, и Тирас кивнул, как бы подслушав мои мысли.

— Несколько лет это случалось изредка, так что я научился прятаться и почти поверил, будто это сон, хотя со временем обманывать себя стало труднее. Я думал, что смогу скрыть свою способность… ото всех.

У меня в голове не укладывалось, что он не стал скрывать ее от меня. Король говорил без пауз, не сомневаясь и не задумываясь.

— Кель был первым, кто меня раскрыл. Потом мой отец. Я месяц прятался в этом доме — помнил, какая участь ждет Одаренных, и боялся, что он меня убьет. Но вместо этого он вскоре умер сам, а я стал королем.

Почему ты мне это рассказываешь?

Мысленный вопрос прозвучал так резко, что я оказалась не единственной, кто поморщился.

— Я хочу, чтобы ты поняла. И чтобы не чувствовала себя одинокой. — На последних словах голос короля огрубел, будто собственная доброта показалась ему неловкой.

А еще — чтобы я поехала с тобой в Килморду. И помогла справиться с вольгарами. В голове всплыло эхо подслушанной беседы между ним и Келем.

Тирасу хватило благородства — или высокомерия — этого не отрицать.

— Ты способна на большее, чем двигать телеги и разбирать стены.

У меня округлились глаза, и король усмехнулся.

— Я видел тебя. У птичьего облика есть свои преимущества.

Это признание причинило мне неожиданную боль, будто меня предал друг.

— Если ты сбежишь, я верну тебя. Ты нужна мне, — произнес Тирас без тени извинения и добавил: — Ты нужна Джеру.

Ты нужна мне. Такие сладостные слова. Такие соблазнительные. Раньше я никогда никому не была нужна. Так почему я испытала внезапное чувство утраты, услышав, что король во мне нуждается — и ничего более?