Книга Языческий лорд, страница 3 – Бернард Корнуэлл

– Весь христианский мир возрадуется, – заявил он, лукаво глядя на меня.

– Чему возрадуется? – спросил я.

– Тому, что сын твой станет священником! Через два дня, как я слыхал, в Тофкестере.

Этим и занимаются христиане в своих церквях – плодят колдунов, превращая мальчиков в чернорясых попов, которые будут распространять это дерьмо еще дальше. И вот мой сын, мой старший сын, стал теперь проклятым христианским священником. Я снова ударил его.

– Ублюдок, – прорычал я. – Черноутробный ублюдок. Предатель, маленький идиот!

– Отец… – заикнулся он.

– Я тебе не отец! – взвыл я.

Выбрав на улице особо зловонную кучу навоза, сочившуюся влагой у стены сарая, я подъехал ближе и швырнул Утреда в нее:

– Ты не мой сын. И имя тебе не Утред.

– Отец…

– Хочешь, чтобы Вздох Змея коснулся твоего горла? – крикнул я. – Если желаешь быть моим сыном, скинь этот проклятый черный балахон, надень кольчугу и делай то, что я тебе скажу!

– Я служу Господу.

– Тогда выбирай себе собственное проклятое имя. Больше ты не Утред Утредсон. – Я повернулся в седле. – Осберт!

Младший направил жеребца ко мне. Вид у парня был встревоженный.

– Отец?

– С этого дня тебя зовут Утредом.

Он посмотрел на брата, потом на меня и неохотно кивнул.

– Как твое имя? – спросил я.

Юнец поколебался, но, видя мой гнев, снова кивнул:

– Меня зовут Утред, отец.

– Ты – Утред Утредсон, мой единственный сын!

Однажды, давным-давно, подобное случилось и со мной. Отец, которого звали Утредом, нарек меня Осбертом, но когда моего старшего брата, тоже Утреда, убили даны, мне дали новое имя. В нашей семье так заведено: старший сын наследует родовое имя. Моя мачеха, глупая баба, во второй раз даже окрестила меня, сказав, что иначе охраняющие небесные врата ангелы не узнают моего нового имени. Меня засунули в бочку с водой, но христианство, хвала Иисусу, смылось – я обрел старых богов и до сих пор почитаю их.

Пятеро старших священников нагнали меня. Я знал двоих из них, близнецов Сеолнота и Сеолберта. Лет тридцать назад мы вместе были заложниками в Мерсии. Нас, мальчишек, пленили северяне: судьба, которая устраивала меня, но вызывала отвращение у близнецов. Теперь они превратились в стариков: два похожих как две капли воды попа крепкого сложения, седобородые, с искаженными гневом круглыми лицами.

– Ты убил аббата Витреда! – прокричал мне один.

Он был потрясен, взбешен, почти невменяем от ярости. Я понятия не имел, который это из близнецов, потому как никогда не умел различать их.

– И лицо отца Бургреда изуродовано! – верещал второй.

Он двинулся, словно намереваясь ухватить жеребца за узду, и я быстро развернул коня, чтобы братьям грозили большие желтые зубы, изукрасившие лицо недавно рукоположенному священнику. Близнецы отпрянули.

– Аббат Витред! – простонал первый. – Он был святым человеком, никто не сравнился бы с ним!

– Он напал на меня, – ответил я.

На самом деле у меня не было намерения убивать старика, но указывать на это близнецам не имело смысла.

– Кара ждет тебя! – провозгласил один из них. – Ты будешь проклят на веки вечные!

Второй протянул руку несчастному юнцу в навозной куче и окликнул:

– Отец Утред!

– Его зовут не Утред! – рявкнул я. – И если он осмелится величать себя так, – с этими словами я посмотрел на парня, – то я найду его, вспорю живот до костей и скормлю черные потроха своей свинье. Это не мой сын. Он не достоин быть моим сыном!

Человек, недостойный быть моим сыном, с сочным чавканьем оторвался от навозной кучи. С него стекало дерьмо.

– Тогда как же меня называть? – поинтересовался он.

– Иудой, – с насмешкой бросил я.

Меня растили как христианина и пичкали историями про святых, поэтому я знал про Иуду, предавшего распятого Бога. Мне эти сказки всегда казались бессмысленными. Бог позволил пригвоздить себя к кресту, чтобы стать спасителем людей, и в то же время христиане ненавидят человека, сделавшего эту смерть возможной. По-моему, им стоит почитать его как святого, но они клеймят его предателем.

– Иудой, – повторил я, довольный, что вспомнил имя.

Юнец, бывший моим сыном, помолчал, потом кивнул.

– Отныне зовите меня отцом Иудой, – объявил он близнецам.

– Ты не можешь наречь себя… – начали Кеолнот и Кеолберт.

– Я – отец Иуда, – заявил парень твердо.

– Ты будешь отцом Утредом! – крикнул ему один из близнецов, потом указал на меня. – У него нет здесь власти! Он язычник, отщепенец, проклятый Богом!

Поп трясся от злости и едва мог говорить, но потом сделал глубокий вдох, закрыл глаза и воздел обе руки к хмурому небу.

– О Бог! – возопил он. – Обрушь гнев свой на этого грешника! Покарай его! Сгнои урожай его и порази его недугом! Яви силу свою, Господи! – Голос чернорясого сорвался на визг. – Во имя Отца и Сына и Святого Духа, я проклинаю этого человека и весь корень его!

Священник собирался с силами, я же тронул Молнию коленями, подведя могучего коня на шаг ближе к брызжущему слюной дураку. Я злился не меньше близнецов.

– Прокляни его, Господи! – снова взвыл поп. – И по великой милости Твоей низвергни сего язычника! Прокляни его и всю родню его, да не знать им никогда благодати! Обреки его, о Всевышний, на грязь, боль и нищету!

– Отец! – воскликнул тот, кто был моим сыном.

Этельстан хмыкнул, а Утред, мой единственный сын, ахнул. Потому что я пнул вопящего дурака. Высвободил правую ногу из стремени и нанес удар тяжелым сапогом. Поток слов оборвался, сменившись потоком крови. Близнец отшатнулся, правая ладонь его зажимала изуродованный рот.

– Зубы сплюнь! – приказал я, а когда он не подчинился, наполовину извлек Вздох Змея.

Поп сплюнул смесь из крови, слюны и осколков зубов.

– Ты который из вас? – уточнил я у другого близнеца.

Тот вытаращился на меня, потом спохватился:

– Кеолнот.

– Ну, теперь я хотя бы смогу различать вас, – буркнул я.

На отца Иуду я не посмотрел, просто ускакал прочь. Домой.

* * *

Наверное, проклятие Кеолберта сработало, потому как дома меня ждали смерть, дым и разорение. Кнут Ранулфсон совершил набег на мои земли. Он сжег дом. Убил моих людей. И он взял в плен Сигунн.

Все это выглядело невероятным в те дни. Мои владения располагались близ Сирренкастра, в сердце Мерсии. Шайка конных данов, рискуя жизнью и свободой, забралась так далеко, чтобы напасть на мой дом. Это я мог понять. Победа над Утредом позволяла составить мужчине имя, давала поэтам повод сочинять хвалебные песни, но враги объявились, когда дом стоял почти пустой. Они ведь наверняка высылали разведчиков. У них обязательно имелись соглядатаи среди местного населения. Лазутчики должны были сообщить врагу, что меня вызывали в Лунден к королю Эдуарду посоветоваться насчет городских укреплений. И все же они, пойдя на страшный риск, напали на почти пустой дом? Бессмыслица.