Онлайн книга «Конь Рыжий»
|
Босоногий, в рваных брюках и в такой же рваной гимнастерке, избитый, с наполовину оторванным рукавом, простоголовый, с арканом на шее, Тимофей шел за казаками – Василием Шошиным и Трофимом Урваном, каратузскими одностаничниками, а сзади его подталкивал шашкою старший урядник Ложечников из того же Каратуза. Потылицын и Коростылев ехали на конях. Повернули за угол северо-восточной стены. – Здесь! – остановил Потылицын, спешившись. – Пааговорим, чрезвычайный комиссар! Держите его за руки. Трофим Урван и Василий Шошин вытянули руки Боровикова по стене, распяли, как Христа на Голгофе. Потылицын кинул чембур своего коня Коростылеву, молча шагнул к Боровикову и, размахнувшись от левого плеча, хлестнул треххвосткой – кровь брызнула. Боровиков в ярости вырвал руки, но тут же напоролся животом на шашку урядника Ложечникова. – К стене! К стене! – заорал Потылицын, и Урван с Шошиным снова ухватили Боровикова за руки. Ложечников размахнулся было шашкой, но Потылицын успел крикнуть: – Па-агоди! Из распоротого живота ударила кровь, и гимнастерка моментально потемнела. – Та-ак, большевичок! – цедил сквозь зубы Потылицын. – Думал, навек пришла ваша бандитская власть? А вот и конец ей! Может, «Интернационал» споешь? Боровиков все еще был в сознании. Он стоял лицом к солнцу и видел, как солнце медленно всплывало над городом, разбрызгивая розовые лучи по горам правобережья. Это было его последнее солнце, последние горы, последнее утро! Где-то была тайга, Белая Елань, Петроград, Смольный, и его собственная молодая жизнь, и любовь к Дарьюшке, на которую не хватило ни времени, ни места, потому что сердце его сгорело в борьбе. Все это сейчас, сию минуту кончится, а ему было жаль покидать этот мир с солнцем. О чем он думал и как он думал в последние минуты своей жизни – этого никто не узнает, но он с жадностью смотрел на солнце. – Куда смотришь, Боровиков? На небо? В рай сготовился, комиссар? Не будет тебе рая! – остервенел Потылицын и еще раз хлестнул плетью по лицу, и в тот же миг для Боровикова навсегда потухло солнце… – Кончайте! Без выстрелов! – кинул Потылицын карателям и, взяв повод своего коня, ушел не оглядываясь. Стон и вопли арестованных неслись теперь из ограды тюрьмы. Конные казаки все еще сидели в седлах, курили. Десятка полтора коней было привязано у прясел, а хозяева их избивали арестантов за каменной стеною возле тюрьмы. Никого из офицеров, кроме хорунжего Лебедя, не было по эту сторону тюремной стены. Потылицын кинул повод своего коня какому-то казаку, чтоб тот поставил его отдохнуть, и подошел к Ною. – Отойдемте, хорунжий. Поговорим, – сказал, покривив губы. Остановились поодаль от казаков. Потылицын достал портсигар и закурил; руки его тряслись, и губы дергались. – Ну вот что, хорунжий. Должен вас предупредить: никаких разговоров! Вы никого не видели, и вас никто не видел. – Должно быть, так. – Иначе и быть не может, – скрипнул Потылицын. – Тюрьма примет живых, не мертвых. К тюрьме кто-то ехал в пролетке, и двое скакали в седлах. – Кажется, губернское начальство, – покосился Потылицын, сжевывая мундштук папиросы. – Мезин поднял переполох, сволочь. Ну-с, будем держаться! Они ведь только для приличия будут орать и возмущаться, а все обдумано ими же, и музыку они заказали!.. Я со своей стороны разделался только с одним, а все остальное – музыка по ихнему заказу. Ну а вы сверх того постарались. И кончено! Концы, как говорится, в воду. Туда им и дорога! Так вот оно как! Музыка заказана высшими властями! Потылицын почтительно встретил прокурора Лаппо, полковника Ляпунова, полковника Мезина: так и так – арестанты взбунтовались. Несколько раз предпринимали попытку совершить побег, но доблестные казаки вынуждены были применить оружие. Лаппо заорал: – П-пообег? Какой может быть по-обег?! Как мне известно, творилось бесчинство, самосуд. – Самосудов никаких, помилуйте! Но при попытке к бегству. – Вранье! – Позвольте, господин прокурор, – вступился Ляпунов. – У меня есть другие данные: еще на пристани некоторые большевики пытались бежать, но были вовремя схвачены. – Господин Мезин, что вы говорили мне? Подтвердите! – потребовал Лаппо. – Я вам говорил, господин прокурор, совершилось вопиющее преступление, – бормотал Мезин, косясь на Ляпунова. – Именно – вопиющее! – Большевики пытались совершить побег на Ново-Базарной площади, – закончил Мезин, сообразив наконец, что к чему. Против ветра – не надуешься! Лаппо захлебнулся: – Па-азвольте! Ничего подобного я от вас не слышал! – Помилуйте, господин прокурор! Именно это я и хотел вам сообщить. – Ах вот оно что! Хотели сообщить, но почему-то не сообщили! Как вас надо понимать? – Вы не успели меня выслушать. – Любезно! Очень любезно с вашей стороны. Вы подняли меня в пятом часу утра, и я не успел вас выслушать?! А там что за содом во дворе тюрьмы? – Мне это неизвестно, – отчеканил Потылицын. – По-видимому, они все еще сопротивляются. – Кто сопротивляется?! – Арестанты, господин прокурор. Требуют освободить их немедленно и вернуть им власть. Если вы хотите это сделать – пожалуйста! Прокурор поутих. – Хорунжий! – оглянулся Ляпунов. – Предупредите всех офицеров и казаков не разъезжаться до особого распоряжения. – Есть предупредить! Мезин заметил посторонних людей у северо-восточного угла тюремной стены. Что это за люди? – А это, надо думать, из тех, которые поджидали большевиков, если бы им удалось бежать. Вот вам, господин прокурор, полюбопытствуйте! Как с ними поступить? – Задержать! – ответил Лаппо. Потылицын отослал трех казаков арестовать подозрительных и тут же успел шепнуть Коростылеву: «Метись к стене и сию минуту унеси ко всем чертям труп! Головой поплатишься! Живо!» Вскоре к прокурору Лаппо с Мезиным и Ляпунову подогнали задержанных – двух женщин и мужчину. Кто такие? Откуда? Юзеф Стромский? Ссыльнопоселенец? Профессор из Варшавы? Большевик? Как так не большевик! Выясним, господин Стромский. А вы, дамы? Марина Стромская? Сестра профессора? Великолепно! А вы, как вас? Дуня не успела ответить, опередил Потылицын: – Эта та самая Евдокия Юскова, господин прокурор, которую я арестовывал восемнадцатого июня на вокзале. Я еще тогда сказал: она связана с Боровиковым – чрезвычайным комиссаром Совнаркома! Только что перед вашим приездом от ворот тюрьмы Боровиков кинулся в побег. Казаки догнали его и успели прикончить. А вот и сами господа пожаловали, которые должны были укрыть Боровикова, да опоздали. |