Онлайн книга «Конь Рыжий»
|
– Я выйду в прихожую, – поднялась Селестина. – Тогда и мне уйти надо. Нехорошо. Курите, пожалуйста, если вам нравится. Дуня тоже курит, шалопутная. Ну да вить то Дуня! Селестина Ивановна потушила папироску и ничего не сказала. – Чего же вы сами не кушаете? – опомнился Ной, управившись с мясом. – Али все ишшо переживаете ссору с папашей? Да он сам, поди, забыл про нее. А вить я вспомнил вашего отца! – Вспомнили? – Я же с ним, когда он приезжал к Мещерякам гостевать, помню, раза три плавал по Дону на рыбалку – сазанов и лещей ловили. И матушку вашу явственно помню. Рослая она была. Волосы черные, и глаза черные, а лицом белая. Слышал, дед ваш, Григорий Анисимович, женат был на болгарке – привез после Турецкой войны. – Если бы жива была мама! – горестно вздохнула Селестина. И этот ее вздох передался Ною. Он так и не расспросил бабушку про давние события! Ох-хо-хо! Времена, времена! Али так будет на века в России? Понять того не мог. Мутило душу. Если бабушка и в самом деле зарубила свою двоюродную сестру, то ведь пролитая кровь и на нем, на Ное! – Будете чай пить? С медом. – Без чая нельзя. У нас вить тожа десяток колодок пчел. Матушка пчеловодит, ну и я помогаю. Батюшка терпеть их не может – шибко опухает. Кровь-то у него отравлена самогонкою. Не дюжит. И курит к тому же. Селестина покосилась на гостя. Ну, Ной! Не курит и не пьет, да еще с Дуней сравнил ее. И вышла в переднюю комнату за чайником. Ной достал платок и вытер потное лицо и шею. Пили густо настоянный байховый чай. – Этакий чай был у нас в Гатчине, – вспомнил Ной. – И я вам была так благодарна в то утро, – отозвалась Селестина Ивановна. – И каша у вас была вкусная – будто век такой не едала. Ной кивнул: – Завсегда так, когда человек живет впроголодь. Слышно было, кто-то подъехал к избе и спешился. Селестина Ивановна встрепенулась: – За мною, кажется. – Да вить ночь на дворе? – У нас не бывает ни ночи, ни дня, Ной Васильевич. – И лицо Селестины притемнилось. Послышались чьи-то шаги в передней, открылась дверь – и на пороге человек в кожанке и кожаной фуражке, узколицый, глянул на Селестину и рыжеголового незнакомца, заметно удивился. – Добрый вечер. – Добрый вечер, Артем Иванович. Проходите, – пригласила Селестина Ивановна и представила гостя: – Познакомьтесь: хорунжий Ной Васильевич Лебедь, бывший председатель полкового комитета сводного Сибирского полка в Гатчине. Ной поднялся. Артем Иванович, крайне озадаченный, подал руку: – Председатель УЧК Таволожин. – Здравия желаю, товарищ председатель. Таволожин, конечно, не ждал встретить в гостях у своего заместителя казачьего хорунжего, на аресте которого он особенно настаивал. Увидел на столе бутылки с вином и в фужерах вино. Ну и ну! Как все это понимать? В каких же отношениях его заместительница с этим хорунжим? А Селестина Ивановна как ни в чем не бывало: – Я так и знала, что вы приедете. Ну, садитесь же. И не смотрите так на Ноя Васильевича и на меня. Тут ничего особенного нет. Я же говорила, что мы знакомые по Гатчине и нам было не так-то легко сорвать заговор офицеров. Как я и предвидела, показания госпожи Юсковой насквозь лживые. Никаких переговоров с чехами Ной Васильевич, понятно, не вел в Самаре. Председатель УЧК внимательно посмотрел на Ноя и Селестину, прошелся по комнате, взъерошивая густые волосы, и сдержанно проговорил: – Я верю вам, товарищ Грива. Пусть будет так. Но госпожа Юскова настоятельно доказывала, что хорунжий Лебедь в Самаре был на переговорах с чехословацким командованием. – Слышал, – кивнул Ной. – Для переговоров я не из фигур, должно. Кто тому поверит?! Только шалопутная Евдокия Елизаровна могла такое придумать. Слушая простоватую речь хорунжего, Артем Иванович достал кисет, оторвал лоскуток бумаги, начал сворачивать цигарку. – Не курите, Артем Иванович, а садитесь поужинать, – пригласила Селестина Ивановна и сказала еще, что Ной Васильевич был в Смольном и встречался с Лениным, когда разрешался вопрос демобилизации полка. – Вот как! Но все-таки странно, что вы обошли уезд. – Не обошел, – возразил Ной Васильевич. – Владимир Ильич поручил мне передать благодарность минусинским крестьянам и казачеству, которые добровольно сдавали хлебные излишки для голодающих губерний. Я эту благодарность передал товарищу Тарелкину. – Тарелкину? – Ему как председателю Совета. – Впервые слышу. Как же он никого из нас не информировал? – Тарелкин, наверное, информировал, только не нас, – ввернула Селестина Ивановна. – И не просто так госпожа Юскова старалась скомпрометировать Ноя Васильевича своей клеветой. Я ее сразу поняла. Выпьете, Артем Иванович? – С удовольствием. Только не красное. «Смирновка», кажется? – А гость мой трезвенник. Непьющий и некурящий. – Вот как! Офицеры, как я знаю, не обходили водочку и вина. – Каждому дано жить по характеру и нраву. – Вот потому и опухоль у вас прошла сразу. – Какая опухоль? Селестина Ивановна рассказала председателю УЧК о происшествии и гибели коня Ноя и что она готова ему отдать Савраску, отбитого у бандитов. Нельзя же хорунжему остаться без коня. – Вы не против, Артем Иванович? Председатель УЧК, конечно, не против, если произошел такой непредвиденный конфуз с конем офицера. Но вот вопрос: что думает хорунжий Лебедь о будущем? – Останетесь у себя в станице? – Нельзя мне оставаться в станице, – отверг Ной. – Потому как всем известно, какую я службу нес в Петрограде и Гатчине. И казаки наши тугой завязали узелок на память – исказнят меня вместе с семьей батюшки. – Так что же вы решили? – Думаю. Ударило-то, как громом с ясного неба, господи прости. – А если мы вас, товарищ Лебедь, откомандируем с нашими формирующимися частями красногвардейцев в Красноярск? – предложил Артем Иванович. – Белогвардейцы вот-вот начнут наступление на Красноярск, если не начали только. Два дня не было никаких сообщений. Да и в местном гарнизоне нужны командиры. – Про минусинский гарнизон слов не будет, – сразу отказался Ной. – Я ведь в семье не один. Не хочу, чтобы из-за моей головы всех сродственников стребили. А про Красноярск подумаю. В одном сумлеваюсь: как примут меня красногвардейцы! Ведь хорунжий-то я казачий. Артем Иванович призадумался. И в самом деле, не назначишь казачьего хорунжия вот так сразу командиром красногвардейской роты. |