Книга Запад в огне, страница 30 – Евгений Сухов

Врага следовало раздавить, растоптать, сломать морально. Отнять у него последнюю надежду, выбить из-под ног опору, подтолкнуть уже падающего, пусть расшибется в кровь. Только так можно победить. Никакой пощады!

— Оксана… Что вы с ней сделали?! Вы ее били?! Пытали?! — не унимался Гамула.

— Сидеть, бандеровское отродье! — гаркнул Романцев. — Это ты пленных пытаешь и режешь! Это твои дружки два дня назад семью из десяти человек в Сварочиве сожгли! Даже грудных детей не пожалели. Уведите его, — несколько тише добавил он, — а то я за себя не ручаюсь.

Два автоматчика заломили руки Гамуле и, не давая разогнуться, вывели из сарая. Хозяйка, зажав ладонью рот, негромко попискивала.

— Встань! — приказал капитан.

Женщина послушно поднялась.

— Бог ты мой, бог ты мой, что же это такое! — громко причитала она. Еще немного, и заголосит в полный голос.

— Как зовут?

— Маруся, — захлопала глазами хозяйка.

— Фамилию назови!

— Погребенко.

— Вот что, Маруся, жить хочешь?

— А як же.

— Тогда ответь мне, кто ты такая и чем занималась у бандеровцев? Или ты со мной в молчанку собираешься играть? Я долго ждать не буду.

— Постоялец он мой, ничего про него не знаю, — затрясла она головой. — Молока просил, вот и напоила.

— Ах, вот, значит, как… Сердобольная ты у нас. Молочком хотела угостить гостя… Именно поэтому он у тебя в сарае прятался?

— Товарищ капитан, вы как-то с бандеровцами очень нежно обращаетесь. Разрешите мне? — спокойно попросил Игнатенко. — Я умею их разговорить, и потом, у меня к ним свой личный счет. Таких сердобольных дамочек я за версту вижу! Насмотрелся на них… Две таких курвы в самом начале войны на нашу часть немецкие бомбардировщики наводили. Командир полка погиб, два его заместителя, и вообще, сколько хороших людей ни за грош полегло! Вот вы, товарищ капитан, все сочувствуете им, а они бы вас не пожалели… Знаете, что бы они с вами сделали, если бы у них оказались? Они бы вас на куски порезали! Хотите, я вам историю одну небольшую расскажу. Мы как-то в лесу на один госпиталь бандеровский натолкнулись. Коек там было человек на сто! Сестрички там молоденькие работали, миленькие такие, румяные, черноокие, перевязки раненым делали. Только неподалеку братская могила отыскалась, а в ней солдатики наши убитые лежали. И знаете, что эти хорошенькие медсестры с ними делали?

— Что?

— Изучали на наших красноармейцах полевую хирургию, чтобы потом своих раненых бандеровцев излечивать. Сломают кость у бойца, а потом шину ему наложат. Разрежут живот, а потом зашивают его… Потом мы допросили этих сестричек как следует… Солдатики не выдерживали такой боли, все до одного померли. И знаете, что мы потом с этими хорошенькими и молоденькими медсестричками сделали? Насиловать не стали… Не думайте… Побрезговали! А вот только собрали их всех в кучу и расстреляли разом… Осуждаешь меня, капитан? — хмуро спросил Игнатенко. — Твое дело! Не скажу, что прежде мне никогда таких садисток встречать не доводилось! — Старший лейтенант вплотную подошел к побледневшей хозяйке и спокойно спросил: — Ну что, хорошо по-думала? Говорить будешь? Или вслед за медсестрами хочешь отправиться?

— Что желаете знать, пан? — трясущимися губами спросила она. — Все расскажу!

— Вот так-то оно будет лучше… Чем ты занимаешься у бандеровцев?

— Была помощницей станичного, — пролепетала Маруся.

— А станичный твой чем занимается?

— Он главный на селе, работает вместе с господарчим… Господарчий руководит заготовками для армии…

— Что именно он делает?

— Сдает одежду, сукно, продовольствие станичному под расписку, а я вместе с ним подсчитывала.

— Кто господарчий?

— Как зовут, не ведаю, он не наш, прислали из другого района, но кличут его Петро и Батька.

— Куда все это девается? Где складируется? — Хозяйка подавленно молчала. — Говори, гадина! — прикрикнул на нее Игнатенко и, не удержавшись, отвесил хлесткую пощечину. — Я тебя спрашиваю, где хранится продовольствие и одежда для УПА?!

— Спрятано в лесу, в «схронах», — всхлипнув, ответила женщина.

— Где находятся эти «схроны»? Мне что, за язык тебя, что ли, тянуть, лярва бандеровская?

— У Сухой балки, в березах, там высоко и сухо, воды никогда не бывает, вот там и спрятали.

— Когда в последний раз брали оттуда продовольствие?

— На прошлой неделе, — пролепетала Маруся. — Приходил сотник, сказал, что картошка нужна и вяленое мясо. Станичный съездил в лес и привез, сколько треба.

— Кто у вас станичник?

— Кирилл Захарчук.

— Где он живет?

— Отсюда третья изба, — махнула Маруся в сторону окна. — Только его сейчас в селе нема.

— Где он?

— В нашей станице рой ^[10] стоял. Пошел их до «схрона» проводить.

— Когда вернется?

— Сказал, что вечером будет.

— Где находится этот «схрон»?

— Мне неведомо. Об этом только станичный знает.

— Когда к вам приходил Юхим?

В какой-то момент в глазах женщины жарким пламенем вспыхнул страх. Губы едва дрогнули, опалившись, а потом она уверенно закачала головой:

— Не знаю Юхима!

— Кто такой Юхим?! Как он выглядит? — крепко тряхнул ее за плечи Игнатенко.

— Не знаю, пан, ничего не знаю! — затрясла головой перепуганная женщина. — Лучше сразу меня убейте!

— Хватит, Игнатенко! — вступился за хозяйку Романцев. — У нас еще будет время с ней поговорить… Обыщите дом, посмотрите каждый угол, ничего не пропускайте! Что-то должно остаться.

Разбив площадь дома на квадраты, не пропуская даже мелочь, контрразведчики принялись обыскивать хату. Добро было растыкано и рассовано по разным углам, набралось его немало. В старомодном шкафу лежало постельное белье, в сундуке — посуда, в старом, уже начавшем плесневеть погребе хранилась картошка. В плетеных корзинах, что стояли в коридоре у стены, находилась мелкая домашняя утварь, столь нужная в любом хозяйстве: молоток с клещами, замызганная ветошь, мотки с проволокой. В другой корзине россыпью складировался лук. Романцев поднял корзину, крепко ее встряхнул и на самом дне заметил темно-коричневую оберточную бумагу, на которой мелким почерком были написаны какие-то цифры.

Перевел взгляд на хозяйку, сидевшую смирно, вот только ладони, загрубевшие от деревенской работы, нервно перебирали концы пестрого платка, вытащил бумагу и расправил ее широкой ладонью. В аккуратный столбик на ней было написано:

«цибуля ^[11] 6 кг