Книга Миф. Греческие мифы в пересказе, страница 28 – Стивен Фрай

— Сознание.

— Точно. Эти существа должны быть сознательными. А еще язык. Угрозы нам они представлять не будут, конечно. Пусть живут внизу, на земле, применяют смекалку, чтобы заботиться о себе, напитывать тело и защищаться.

— То есть… — Прометей хмурился от напряжения, пытаясь сложить в уме связную картинку. — Род, подобный нам?

— Именно! Хоть и не такой рослый, как наш. И все они будут мое творение. Ну, наше.

— Наше творение?

— У тебя руки золотые. Ты у нас почти Гефест. Мысль такая: ты слепишь этих существ из… из глины, допустим. Чтобы получились по образу и подобию нашему, анатомически точно, во всех подробностях, но помельче. А следом мы их оживим, подарим им жизнь, понаделаем копий и выпустим в природу — и поглядим, что получится.

Прометей поразмыслил над затеей.

— А общаться мы с ними будем? Разговаривать, бывать среди них?

— В этом-то как раз все дело. Завести умственно развитое — ну, полуразвитое — племя, чтоб восхваляло нас и нам молилось, чтобы с нами играло и развлекало нас. Подчиненный, обожающий нас род наших маленьких копий.

— Мужчин и женщин?

— Ох, небеси, нет, только мужчин. Вообрази, чтó Гера иначе скажет…

Прометей, само собой, запросто мог вообразить отклик Геры, если бы мир вдруг обжили дополнительные женщины, с которыми ее блудливый муженек будет путаться. Титан видел, что Зевс из-за этой своей великой затеи очень взбудоражился. А уж раз вбив себе что-то в голову, даже что-то настолько невиданное и причудливое, как сейчас, Зевс с дороги не сворачивал, хоть гекатонхейров с гигантами вместе взятых насылай.

Прометей в общем не был против этого замысла. Увлекательный эксперимент, решил он. Игрушки для бессмертных. Если вдуматься, вполне очаровательно. У Артемиды ее гончие, у Афродиты — голуби, у Афины — сова и змея, у Посейдона и Амфитриты — дельфины и черепахи. Даже Аид держал собаку — пусть и совершенно омерзительную. Начальнику богов очень пристало измыслить свой особый вид любимца — умнее, преданнее и обаятельнее всех прочих.

История расходится в толкованиях, где именно Прометей с Зевсом добыли для своей затеи лучшую глину. Ранние источники — как, например, путешественник Павсаний во II веке — считали, что это Панопей в Фокиде. Позднейшие книжники говорили, что наша парочка добралась до мест восточнее Малой Азии, аж к самим плодородным землям, что простираются между реками Тигр и Евфрат ^[103]. Согласно совсем недавним исследованиям, поиск привел богов на юг, за Нил и экватор, — в Восточную Африку.

Где бы это ни случилось, нашли они в конце концов то, что Прометей счел идеальным местом: реку, чьи осклизлые берега сочились как раз теми грязями и минералами, какие ему были нужны — по густоте, консистенции, стойкости и оттенку.

— Вот хорошая глина, — сказал он Зевсу. — Нет, не усаживайся. Мне нужно работать в тишине, без всяких отвлечений. Но перед тем как ты уйдешь, мне потребуется немного твоей слюны.

— Что, прости?

— Чтобы эти существа жили и дышали, необходимо добавить что-то от тебя.

Зевс осознал справедливость этого замечания и потому с готовностью харкнул и наполнил пересохшую яму своей божественной слюной.

— Нужно будет сложить фигурки в рядок на берегу, чтобы их обожгло солнце, — сказал Прометей. — Возвращайся вечером, когда они хорошенько пропекутся.

Зевсу, конечно, хотелось бы поглядеть, но он все понимал про художников и оставил Прометея в покое. Метнувшись в воздух орлом, он улетел, предоставив другу творить.

Прометей начал осторожно: скатал из глины колбаски, каждую примерно в четыре пуса длиной ^[104]. Сверху прилепил по шарику из глины, смоченной в слюне. А дальше оставалось тянуть, крутить, давить и щипать, пока не возникло нечто похожее на бога или титана. Чем дольше он возился, тем больше его это увлекало. Сравнивая Прометея с Гефестом, Зевс не преувеличивал: Прометей и впрямь был рукастый. Более того, сейчас, сжимая и вылепливая, он являл не просто навык, а настоящее мастерство.

Смешивая глину с различными пигментами, Прометей создал многообразный и красочный набор жизнеподобных мужских фигурок. Первым получилось маленькое существо, чья кожа походила на зацелованную солнцем божественную. Затем он создал одну блестящую черную фигурку, следом — со сливочным оттенком, как у слоновой кости, с легкой розоватостью; далее получились янтарные, желтые, бронзовые, красные, зеленые, бежевые, пылко-лиловые и ярчайше-синие.

Наступил вечер, прометей встал, потянулся, зевнул и застонал от усталости и удовлетворения, что возникают после долгого и сосредоточенного труда. Вечернее солнце нагрело его творения до гибкой, податливой консистенции, ее в мире керамики именуют «кожетвердой». Безупречный расчет времени: если бы законченные творения остались в более свирепом дневном пекле, они бы высохли полностью и стали чересчур ломкими и хрупкими для последних штрихов, а их наверняка потребует его царственный и божественный начальник. Уши подлиннее, половых органов вдвое больше — в таком вот духе. Что-что, а капризов богам не занимать.

И тут, если только слух не обманывал Прометея, явился сам Владыка богов — он ломился по кустам, с кем-то шумно беседуя. Прометей разобрал отвечавший Зевсу голос — женский, негромкий и выдержанный. Зевс притащил с собой Афину, любимое чадо.

— Твой отец, бог-император, каким его знает мир, — доносились до Прометея слова Зевса, — Зевс всемогущий, да. Зевс всепобеждающий, несомненно. Зевс всевидящий, разумеется. Зевс…

— Зевс всескромный?

— …Зевс-творец, вообще-то. Звучит, а?

— Вполне.

— Ну и вот, тот берег должен быть где-то здесь. Давай позовем Прометея. О Прометей!

Гнездившиеся ткачики метнулись ввысь, встревоженно пища.

— Промете-е-е-ей!

— Здесь я! — отозвался Прометей. — Осторожнее…

Поздно!

Продираясь сквозь деревья к опушке, увлеченный Зевс наступил на изысканно выделанные фигурки, сушившиеся на берегу. С воплем ярости и отчаяния Прометей бросился оценивать ущерб.

— Ах ты, неуклюжий болван! — вскричал он. — Ты их раздавил. Смотри!

Никому во всем мироздании подобные речи не спустили бы. Афина потрясенно смотрела, как ее отец склоняет голову в смиренной виноватости.

При ближайшем рассмотрении все оказалось не так ужасно, как боялся Прометей. Лишь три фигурки не подлежали починке. Он выковырял их из грязи — раздавленную глину, все еще с оттисками Зевсовых исполинских ступней.