Книга Свет за окном, страница 80 – Люсинда Райли

– Но она догадывалась, почему ты сбежал?

– Вполне возможно, но по справедливости, Эм, несмотря на то, что мой брат все детские годы меня изводил, обвинить его в том, что я скатился к наркотикам, я не вправе. Это был мой собственный выбор. Я хотел заглушить боль от потери того, как все могло бы быть, и достиг той точки, когда кажется, что ничего хорошего в жизни уже не будет. Чего бы я ни добился, как бы я ни старался, все равно все пойдет прахом и толку не будет. Ты меня понимаешь?

– Да, вполне, – кивнула Эмили.

– Но тем самым я глубоко ранил мою любимую бабушку, и этого я себе никогда не прощу. В общем, живя здесь и честно пытаясь наладить отношения с Себастьяном, я в какой-то мере перед ней каюсь.

– Я понимаю.

– Послушай, Эм, – помолчав, сказал Алекс. – У меня душа неспокойна. Из-за тебя. Я бы просил тебя помнить, что наши неурядицы с братом вовсе не означают, что он не в состоянии поддерживать хорошие отношения с другими людьми. Мне совсем не хочется, чтобы то, что произошло между нами в прошлом, бросило тень на твое к нему отношение. Напротив, я хочу, чтобы вы были счастливы вместе.

– Как ты можешь заботиться о нем после всего, что он с тобой сделал?

– Я понял, что расти вечным вторым – и не важно, реальным или воображаемым, – судьба невеселая. Я хорошо знаю теперь, каково было Себастьяну. Может быть, и сейчас тоже. Ты как никто должна понимать, что он чувствует. – Он посмотрел на нее в упор, и она вспыхнула.

– Да, у всех есть свои тайны и свои недостатки.

– И сильные стороны тоже. Брат, например, поразительно изворотлив. Что называется, выйдет сухим из воды. Прошу тебя, дай ему шанс, Эм. Не опускай руки!

– Не опущу, – пообещала она.

– А теперь давай поужинаем! Мне сегодня с фермы привезли отличное мясо. И хорошо бы ты поделилась, что еще узнала о боевой юности моей бабки.

За ужином Эмили изложила ему, как могла точно, рассказ Жака.

– Нимало не удивлен, – кивнул Алекс, когда она замолчала, и с чувством добавил: – Бабушка была женщина выдающаяся. Она бы тебе понравилась.

– Что тут скажешь, кроме «мне очень жаль»? – отозвалась Эмили.

– В самом деле. Никогда не примирюсь с тем, что сделал, но, наверное, так оно и должно быть. Потрясение, вызванное ее смертью, привело меня в чувство. Я стал лучше, чем был.

Эмили заметила, что уже заполночь.

– Мне надо идти, Алекс. Завтра лечу во Францию, дослушать рассказ Жака, но как только вернусь, сразу дам знать. Спасибо тебе за откровенность, за честность, за справедливость по отношению к Себастьяну. Доброй ночи! – Она наклонилась и легонько поцеловала его в щеку.

– Пока, Эм.

Дверь за ней закрылась. Алекс вздохнул. Надо бы рассказать ей больше, гораздо больше, но руки у него связаны. Пусть сама разбирается, за кого вышла замуж. Он сделал все, что мог.

А Эмили забралась под одеяло в состоянии хоть и взволнованном, но все-таки с чувством облегчения, поскольку подоплека отношений между братьями ей стала теперь понятна. Вооруженная фактами, она как-нибудь справится с ситуацией. Себастьян – не сумасшедший, он просто неуверенный в себе мальчик, которого всю жизнь сжигала ревность к младшему брату, который во всем его превосходил. Можно ли, исходя из этого, считать его плохим человеком? Нет…

Теперь, понимая, в чем дело, она сможет ему помочь. Нужно, чтобы он жил с ощущением, что его любят, ценят, оберегают. Не обязательно ведь, как в случае с Фальком и Фредериком, чтобы один был чистое золото, а второй – воплощение зла? Ни жизнь, ни люди не бывают исключительно черны или белы… Или, – Эмили, вздохнув, щелкнула выключателем лампы, – она придумывает оправдания поведению мужа, потому что не может вынести простой и жестокой правды? Которая состоит в том, что она сделала чудовищную ошибку…

Подъехав к шато, Эмили, несмотря на все предупреждения подрядчика, расстроилась – так грустно дом выглядел с забитыми провалами окон и дверей. Два часа она провела с архитектором, осматривая, что уже сделано, а потом подъехала к винодельне, где, как обычно, корпел за бумагами Жан.

– Эмили! Как я рад тебя видеть! – Он поднялся поцеловать ее в щеку.

– Как отец себя чувствует?

– Прямо ожил с приходом весны. Сейчас отдыхает, а вечером будет готов продолжить рассказ. Велел мне предупредить тебя, – Жан вздохнул, – что конец там не очень счастливый.

Но Эмили, после умственного и эмоционального смятения прошедшей недели, сейчас, вдыхая легкий, благоухающий воздух Прованса, ничего уже не боялась.

– Жан, это мое прошлое. Не будущее и не настоящее. Обещаю, я справлюсь.

Он задержал на ней внимательный взгляд.

– Послушай, да ты изменилась! Словно выросла, повзрослела. Прости, что я это говорю.

– Ну что ты, Жан. Я думаю, ты совершенно прав.

– Говорят, когда умирают родители, ты по-настоящему становишься взрослым. Словно в утешение за то, что потерял.

– Пожалуй.

– А теперь, пока отец спит, может, поговорим о виноградниках? А, Эмили? Я хочу рассказать тебе, что задумал.

Эмили старалась сосредоточиться на фактах и цифрах, которыми принялся осыпать ее Жан, но сделать свои выводы не могла: чувствовала себя недостаточно подготовленной. В тонкостях виноделия она была несведуща, и ей было совестно, что Жан вынужден советоваться с ней, спрашивать разрешения, можно ли расширить дело, в то время как она представления не имеет, что посоветовать и как помочь.

– Я вполне доверяю тебе, Жан. Я знаю, ты сделаешь все возможное, чтобы винодельня начала приносить прибыль, – сказала она, когда он принялся убирать бумаги.

– Спасибо, Эмили, но я обязан обговорить все с тобой. Ты владеешь и предприятием, и землей.

– Так может быть, мы это изменим? – осенило ее. – Может быть, владельцем должен стать ты?

Жан посмотрел на нее с удивлением.

– Послушай, что если мы обсудим это за стаканчиком розового?

Так что они сели на террасе с вином и принялись обсуждать.

– Можно сделать так: дело я выкуплю, а землю буду арендовать – тогда те, кто придет после меня, не смогут отделить винодельню от имения, – предложил Жан. – Много я предложить не смогу, и так придется брать кредит в банке, и на выплату процентов уйдет время. Однако в возмещение могу платить тебе какой-то процент с прибыли, которую получу.

– Звучит разумно. Мне, конечно, понадобится спросить Жерара, что он об этом думает, и нужно, чтобы он проверил, нет ли в старых документах каких-либо оговорок, запрещающих такой поворот дела. Впрочем, если они есть, я уверена, что вправе их отменить. Я вдруг почувствовала себя всемогущей… – и она рассмеялась.

– И тебе очень это идет, – рассмеялся и Жан.

– Пожалуй, – Эмили в раздумье сделала глоток вина. – Знаешь, когда умерла мама, я была в ужасе от того, что надо управляться с поместьем, парижским домом и всем наследием целиком. Первым моим побуждением было все продать, и дело с концом. Но теперь – я столькому научилась за этот год! Знаешь, кажется, я чуть толковей, чем раньше, предполагала… – и осеклась. – Прости, что-то меня занесло…