Онлайн книга «Список заветных желаний»
|
Вскоре мне приходится извлечь из сумки калькулятор. Я погружаюсь в вычисления, записывая результаты на бумаге. Питер наблюдает за мной с довольной ухмылкой на лице. Проходит не меньше пяти минут, прежде чем мне удается решить пример. Я вытираю пот со лба и с чувством законной гордости предъявляю результат Питеру. – Решила! Ответ: 3y больше 8x в минус четвертой степени. – Я подвигаю к нему листок. – Сейчас объясню, как я это сделала. Питер смотрит на листок с надменным выражением профессора. – А отрицательные числа вы преобразовали? – снисходительно осведомляется он. Я теряю дар речи. Щеки мои заливает румянец. – То есть… ты имеешь в виду… Скрывать свою растерянность более не имеет смысла. Питер тяжело вздыхает. – Для того чтобы определить частное у многочлена, отрицательные числа необходимо превратить в положительные, – произносит он усталым голосом. – Отрицательный числитель превращается в положительный знаменатель. Вы же это знаете, верно? Правильный ответ здесь: 3y больше 8x в восьмой степени. Все, что мне остается, – это жалобно пролепетать: – Да, конечно. Ты совершенно прав, Питер. Молодец! Я опускаю голову и потираю виски. Питер, буравя меня взглядом, методично чешет свою левую ногу. Наконец я решаюсь поднять глаза и посмотреть ему в лицо. – Достала эта чесня, – бурчит он. – Достала эта фигня! Достала ты меня, дура безграмотная, вот что говорит его взгляд. Когда я выхожу из дома Питера, уже начинает смеркаться. Проехав несколько кварталов, я останавливаюсь напротив пустующей детской площадки и достаю из сумки телефон: – Привет, док… то есть Гаррет. Это Бретт. – Привет. Как раз думал о вас. Как прошел сегодняшний день? Я откидываю голову на подголовник: – Только что проиграла в игре «А ты умнее семиклассника»? Гаррет смеется: – Насколько я помню, ваш ученик – всего лишь шестиклассник. Так что вы себе льстите. Хотя настроение у меня хуже некуда, я невольно улыбаюсь. Засовываю гордость в карман и рассказываю про урок математики, где в роли учителя выступил Питер. – Когда он поинтересовался, преобразовала ли я отрицательные числа, я уставилась на него как баран на новые ворота и чуть было не спросила: «А что такое преобразовать?» Гаррет покатывается со смеху: – Ох, я словно вижу эту сцену собственными глазами. Ничего, всем учителям время от времени попадаются ученики, которые умнее их. – Боюсь, Питер решил, что на самом деле я официантка или что-нибудь в этом роде. Подумал, меня прислали к нему, потому что школа не может себе позволить нанять настоящую учительницу. – Знаете, что я вам скажу? Питеру страшно повезло. Насколько я могу судить, лучшей учительницы, чем вы, и желать нельзя. Мое сердце подпрыгивает от радости. – А насколько я могу судить, Питеру страшно повезло с психиатром. Хотите услышать вторую часть моей трагической истории? – Еще бы! Я рассказываю, как Питер нахально чесался, сидя напротив меня, и сообщал, что эта фигня его достала. – Всем своим видом он показывал, что имеет в виду меня и наши занятия! – Ну, это вряд ли. Уверен, вы не способны достать даже такого отпетого типа, как Питер! – Вы так говорите, потому что меня не знаете! – Очень надеюсь в самом скором времени исправить этот просчет! – говорит Гаррет. – Уверен, наша встреча оправдает мои радужные предчувствия. День сегодня выдался вовсе не такой паршивый, как мне казалось. Очень даже неплохой получился день. – Спасибо. Вы очень любезны. – Вы так говорите, потому что плохо меня знаете! – парирует Гаррет, и мы оба хохочем. – Ладно, не буду больше злоупотреблять вашим временем, – говорит Гаррет, отсмеявшись. – Ведь трудовая неделя уже закончилась. Меня охватывает грусть. Хочется сказать, что я готова до бесконечности сидеть в холодной машине и болтать с ним. Что я вовсе не спешу возвращаться в пустую квартиру. Но вместо этого я желаю Гаррету приятных выходных и прощаюсь. Снежинки танцуют затейливый танец в холодном ноябрьском воздухе. Дубы, стоящие по обеим сторонам Форест-авеню, тянут друг к другу голые ветви, точно разлученные любовники. Ухоженные лужайки скрылись под снегом, но тротуары и подъездные дорожки абсолютно чисты. Совсем недавно кирпичные особняки в стиле Тюдоров вызывали у меня восхищение. Но теперь меня задевает контраст между здешней идиллией и убожеством Южной стороны, где живут мои ученики. Мы с Шелли сидим за кухонным столом, потягиваем каберне, закусываем сыром бри и посматриваем в окно, наблюдая, как Джей и Тревор лепят на заднем дворе снеговика. – Офигенный сыр! – изрекаю я, отрезая очередной кусок. – Это органический продукт, – сообщает Шелл. – А я думала, все сыры органические. – Как бы не так! Натуральными считаются только сыры из молока коров, которые питаются исключительно естественными кормами, то есть травой. Это мне разъяснили мои знакомые мамашки. – Видишь, сколько новых знаний! А ты говорила, что, сидя дома, деградируешь умственно! Шелли подливает себе вина. – И все же эти наседки не слишком подходящая для меня компания, – вздыхает она. – Они полностью поглощены своими детьми, это замечательно, и никто их за это не упрекнет! Но это чертовски скучно! Я тут имела глупость спросить одну из них, что она сейчас читает. И она на полном серьезе ответила – доктора Сьюза. Я прыскаю со смеху: – О да, «Зеленые яйца и ветчина» – на редкость захватывающее произведение. – А каковы повороты сюжета в «Сказках про слона Хортона» – закачаешься! – ухмыляется Шелли. Мы снова хохочем до тех пор, пока Шелли не начинает всхлипывать. – Я люблю своих детей, – бормочет она, вытирая слезы. – Но… Задняя дверь открывается, и в кухню вбегает Тревор: – Снеговик узе готов, тетя Блет! Шелли резко поворачивается к сыну. – Бррретт! – поправляет она. – Ррр! Ну-ка повтори! Улыбка сползает с лица Тревора, и он стремглав выбегает прочь. Я с упреком смотрю на Шелли: – Ему же всего три года! В этом возрасте практически все дети не выговаривают «р», и ты это прекрасно знаешь. Ты же логопед. – Я была логопедом, – вздыхает Шелли. – А сейчас я никто. – Неправда. Ты мать и жена, хозяйка дома, и это важнее всего… |