Книга Падение, страница 42 – Пенелопа Дуглас

Я оглядываюсь и командую:

– Бежим!

И мы с Тэйт бросаемся наутек по тротуару и через траву, мой рюкзак подпрыгивает на спине и бьет по копчику. Тэйт с визгом хватает меня за руку.

Я начинаю смеяться и даже не смотрю назад, чтобы проверить, едет Джаред за нами или нет. Взлетев по ступеням на крыльцо, мы вваливаемся в дверь моего дома и захлопываем ее за собой, задыхаясь и хохоча.

– Перестань настраивать его против себя, – говорит Тэйт, но на ее лице читается приятное изумление.

Я бросаю рюкзак на пол, тяжело дыша.

– Он говнюк, а ты классная.

– Кейси!

Я резко поворачиваюсь к лестнице, немедленно выпрямляя спину.

– Да, мама, – я смотрю на нее, а потом в пол.

Мать спускается по лестнице, и я чувствую аромат ее духов.

Ей не нужно ничего говорить. Я употребила непристойную лексику, а это неприемлемо.

– Татум, дорогая, – произносит мать, подходя к нам. – Рада видеть тебя. Какая прелестная майка.

Я отворачиваюсь от них обеих, наморщившись, мои глаза наполняются слезами. Матери не нравится майка Тэйт, и моя подруга это знает. Покраснев от стыда, я сжимаю кулаки. Мне хочется оттолкнуть мать в сторону.

Но, сжав зубы, я вновь поворачиваюсь к ним. На Тэйт белый топик в обтяг, а поверх него свободная черная майка, на которой изображен белый череп в традиционном головном уборе индейцев из бусин и перьев.

– Да, – говорю я, проглотив комок в горле. – Мне тоже нравится этот череп на твоей майке. Я даже хотела попросить тебя дать мне ее поносить.

Тэйт в замешательстве смотрит на меня, а мать выгибает бровь.

Если бы мы с ней были одни, она бы меня ударила.

Когда мы останемся одни, она это сделает.

– Татум, – начинает мать приторным голоском. – У Кейси назначена встреча с доктором. Доберешься до дома самостоятельно?

Встреча с доктором?

Тэйт бросает взгляд на меня, а потом с улыбкой кивает.

– Конечно. – Она тянется ко мне и обнимает. – До завтра, Кейси. – А потом шепотом добавляет: – Люблю тебя.

– И я тебя, – едва слышно бормочу я, потому что мать наблюдает за нами.

Тэйт выходит за дверь, и мать встает передо мной, склонив голову набок.

– Наверх, – приказывает она.

Я не знаю, чего именно она хочет, но внутри все завязывается узлом. Я устала бояться ее.

Я до сих пор помню те времена, когда папа был дома, и мы с ним рядышком сидели на диване и смотрели «Барни». Он терпеть не мог это шоу, но сидел со мной часами, потому что знал: телевизор мне позволяют смотреть только с ним.

Мать никуда меня не водит, кроме как на шопинг или в салон, чтобы привести меня в порядок, или в музей, чтобы я всесторонне развивалась. Она редко смеется в моем присутствии, и я не помню, чтобы меня когда-нибудь крепко обнимали, целовали или как-то иначе выражали свои чувства.

Мне бы хотелось, чтобы она меня любила. Как Кейси. Иногда я слышу, как мама плачет у себя в спальне, но не решаюсь спросить ее об этом. Она придет в ярость.

Я иду наверх, не переставая поглядывать назад краем глаза: она следует за мной. Мне страшно поворачиваться к ней спиной.

Открыв дверь своей комнаты, я останавливаюсь.

Наш семейный врач стоит у окна в своем костюме, только без пиджака.

– Нет, – задыхаясь, говорю я и снова поворачиваюсь к двери.

Но мать хватает меня, заталкивает в комнату и захлопывает за мной дверь.

– Нет! – кричу я.

Сколкьо непролитых слез стоит за этим воспоминанием. Но я больше этого не допущу. Этот проклятый дом уже не мой, и мне не придется здесь оставаться после того, как я заберу свои дневники. Я забуду пощечины, забуду обидные слова, забуду о визитах доктора.

Я больше ни единого дня не стану переживать обо всем этом. Довольно!

Я позвонила в дверь.

Через несколько мгновений в доме, а потом и на крыльце зажегся свет. Переминаясь с ноги на ногу, я подумала, прилично ли выгляжу, но потом успокоилась. Я по-прежнему была в пижамных шортах и футболке Джекса и выглядела по меньшей мере странно, но все это не имело никакого значения.

Мать медленно открыла дверь и обвела нас взглядом.

– Кейси! – Она смотрела то на меня, то на Шейн и Фэллон. – Что все это значит?

– Мне нужны мои дневники.

Недоумение на ее лице уступило место раздраженной гримасе.

– Сейчас ты их точно не получишь. Как ты смеешь…

Я протиснулась мимо нее и, войдя в дом, развернулась.

– Фэллон! Шейн! – обратилась я к девочкам, скрестив руки на груди. – Мои дневники лежат в потайном отделении сундука. Сходите за ними? – спросила я, а потом посмотрела на мать. – Моя мать хочет поговорить со мной наедине.

Я знала, что, сказав слово «наедине», выиграю немного времени. Мать выпрямила спину и лишь отрешенно проводила их взглядом, когда они поспешно юркнули в дом и устремились вверх по лестнице.

Закрыв входную дверь, мать подошла ко мне.

– Как ты смеешь? Сейчас ночь, кроме того, я уже сказала тебе, что ты получишь свои дневники, когда вернешься домой.

– Я не собираюсь возвращаться домой. – Надеюсь, что прозвучало это достаточно воинственно.

– Кейси…

– Меня зовут Джульетта.

Я ахнула: она схватила меня за руку чуть пониже плеча.

– Ты будешь делать то, что тебе говорят, – прорычала она, дернув меня за руку и притянув к себе.

Кожа покраснела там, где она впилась в нее ногтями. Но я сжала губы и выдержала ее взгляд. Я больше не дам слабину.

Я приблизилась к ней вплотную.

– Нет.

Она бросила взгляд наверх, и я поняла, что она раздумывает, ударить меня или нет.

Почти шепотом я произнесла:

– Ты больше не причинишь мне боль.

Ее рот скривился в ухмылке, и она решилась. Отпустив мою руку, она залепила мне пощечину, отчего я пошатнулась и врезалась спиной в стену.

Но тут же отскочила от нее.

– Еще, – потребовала я, раскинув руки в стороны, приглашая мать продолжать.

Сдвинув брови, она смотрела на меня, пытаясь что-то разглядеть в моих глазах, – что, не знаю.

Ее рука снова хлестнула меня по лицу. На сей раз она зацепила ногтями губу, и я крепко зажмурилась, поморщившись от боли. Прерывисто дыша, я снова выпрямилась.