Онлайн книга «Добрый волк»
|
– А полиция? Им ты обо всем этом не рассказывала? София покачала головой: – Нет. – Почему? – Меня прослушивали. – Кто? – Полиция. Лицо Ивонны отразило непонимание. – Весь мой дом в Стоксунде был утыкан «жучками», – объяснила дочь. – Камеры отслеживали каждое мое движение. Полиция была коррумпирована. Рат под столом зарычала, и хозяйка шикнула на нее. – Продолжай, – обратилась она к Софии. – Двое полицейских из группы Гуниллы сбили Альберта на машине. То, что случилось с Альбертом, не укладывалось в головах обеих женщин. – «Трастен» – ресторан в Васастане, – продолжала София. – Ты, наверное, читала об этом в газетах? Ивонна кивнула. – Я была там, – сказала Бринкман. – Погибли люди. Воспоминания хлынули потоком. – Я и Гектор бежали из Швеции, – рассказывала София. – Мы полетели в Малагу, а оттуда на автомобиле поехали в Марбелью, в дом отца Гектора. По дороге нашу машину обстреляли. Гектора ранили, он оказался в коме. Примерно в то же время его отца убили в собственном доме. Мы срочно приняли меры предосторожности. Гектора увезли в горы и спрятали в надежном месте. В доме, где его разместили, за ним ухаживали. Я осталась с ним. Вернись я в Швецию, меня тут же выследила бы и убила полиция. Ивонна смотрела в пол. Потом она медленно провела пальцем по скуле. – Продолжай. – Группа Гуниллы распалась. Некоторые из полицейских погибли, другие пропали без вести. У меня появилась возможность вернуться в Швецию, к Альберту. – Ты чувствовала, что со мной все непросто, но молчала. Ты молчала и… Хозяйка дома качнулась на стуле, будто под внезапным порывом ветра, и зажала ладонью одно ухо. – Я должна была сидеть тихо, – прошептала София. Потом она поднялась и взяла мать под локоть. Ивонна стала такой хрупкой… София усадила ее на стул возле крана, налила в стакан воды и присела рядом на корточки. – Я закончила, мама. Ивонна выпила воды и затрясла головой: – Нет, продолжай. Я хочу знать все. * * * Эдди Боман следовал за такси, в котором ехала София, до самого Юрхольма. Он зашел в ворота, огляделся и увидел пожилую женщину на кухне – вероятно, ее мать. Прячась за кустарниками, приблизился к окошку. Оно было приоткрыто. Эдди присел на корточки, прислонившись спиной к стене. Отсюда ему были слышны лишь отдельные слова, обрывки фраз; остальное словно увязало в теплом летнем воздухе… И все-таки это было кое-что. Боман стал записывать разговор на мобильник. Он не знал, кто такая София Бринкман – Томми никогда ему о ней не рассказывал. Наверное, это к лучшему: легче будет выполнить заключительную часть задания. Одно было ясно: Янссон опять взвалил на него самую грязную работу. Эдди записал все, что услышал. Смысл отдельных реплик постепенно прояснялся. Их было вполне достаточно – во всяком случае, для того, чтобы понять: София Бринкман здорово влипла. Боман расслышал имена Гектора Гусмана и Гуниллы Страндберг, которая вела расследование против него и была убита. Ее застрелил коллега по имени Ларс Винге. В разговоре всплыло еще одно знакомое название: ресторан «Трастен», где развязалась бойня. Эдди читал об этом в газетах. Но о ней там ничего не было… О Софии Бринкман. * * * Ивонна смотрела в пустоту перед собой. Руки ее лежали на кухонном столе. – Арон, правая рука Гектора, – продолжала София, – не знал, как вести себя со мной, пока шеф в коме. Я знала слишком много и тем самым представляла угрозу для всей организации и для него лично. Не будь я подругой Гектора, он давно со мной расправился бы. – Взгляд ее затуманился, и воспоминания хлынули с новой силой. – Он втянул меня в эту организацию. Заставил работать на них, чтобы всегда иметь меня перед глазами. Взгляды женщин встретились. – Я жила двойной жизнью: разъезжала по миру, заключала сделки от имени Гектора, лгала его компаньонам. И все ради того, чтобы сохранить жизнь себе и Альберту. Я каждый день молилась о выздоровлении Гектора. Если б он умер, Арон первым делом убил бы нас обоих. Наши с Альбертом жизни зависели от его состояния. София замолчала. Звуки летней природы за окном снова навеяли воспоминания. В кроне ели заливался черный дрозд, ему подпевали другие птицы. Когда-то София умела подражать им, отец научил ее. Но теперь, конечно, забыла. – На самом деле все просто, – сказала она. – Что просто? – не поняла ее мать. – Все это… Жизнь. Рат снова зарычала; Ивонна снова шикнула. – Для большинства людей это так, – ответила она на замечание дочери. – Все переменится, вот увидишь. «Все переменится» – эти слова накрепко засели в голове Софии. – Я старею, – добавила хозяйка дома и прокашлялась. – С возрастом жизнь меняется. Краски и воспоминания блекнут и в то же время становятся яснее. Я не могу найти этому объяснения. – Ивонна отвернулась к окну и прищурилась – Но нам с тобой пришлось принести жертву. Ее дочь вздрогнула, собиралась возразить, но мать опередила ее. – Я знаю, что ты хочешь сказать мне, София. Что эта жертва – у меня в голове. Но эта твоя манера всех примирять, делать вид, что ты выше противоречий… Есть в ней что-то нечестное. Бринкман наморщила лоб, судорожно пытаясь понять. – Раньше ты была другой, – сказала Ивонна. – Раньше? – До смерти папы. София промолчала, ожидая разъяснений. – Ты была открыта миру, радовалась жизни. Говорила без умолку, задавала много вопросов, ничего не боялась, наконец. Ты никак не хотела учиться завязывать шнурки – у тебя не было на это времени. Ты кипела жизнью и проводила много времени с папой. Я даже завидовала… Теперь настала очередь Софии делать удивленные глаза. – Завидовала? Мне или папе? Ивонна покачала головой. – Твоей свободе, твоему умению быть независимой. Но когда Георг ушел, ты изменилась. Ты окружила себя защитной оболочкой. Цена оказалась высока: со свободой пришлось расстаться. Пожилая женщина схватила стакан с водой, поднесла к глазам и заглянула в него. – И я ничем не могла тебе помочь, – продолжала она. – Я была слишком погружена в свое горе, чтобы заниматься нашей жизнью. И я многое разрушила в ней. Хотя ты – куда больше. Гостья слушала. Теперь она начинала понимать, к чему клонит мать. – И когда Давид заболел, – продолжала Ивонна (Давид был папой Альберта и мужем Софии), – ты снова замкнулась в себе, на этот раз скорее по привычке. А ведь он нуждался в тебе. |