Книга Страсти по революции. Нравы в российской историографии в век информации, страница 52 – Борис Миронов

Сомнения В.Х. мне очень понятны: я сам долго колебался, прежде чем отправился в свободное плавание, приведшее меня в итоге к другой концепции. Пережитки старых представлений преодолевались постепенно, и мои критики, не исключая и рецензента, справедливо указывают на противоречия, имеющиеся в моей последней книге и предыдущих работах. Два главных фактора подтолкнули меня пересмотреть собственные исторические взгляды: обнаружение в России XVIII — начала XX в. — неожиданно для меня — реальной модернизации по европейскому образцу (книга «Социальная история России») и еще более неожиданное открытие повышения уровня жизни, продолжавшегося в циклическом ритме 120 лет, с конца XVIII в. до Первой мировой войны (монография «Благосостояние»).

Мы с завистью, а нередко и с чувством неполноценности говорим о немецком, японском, южнокорейском, китайском и прочих экономических чудесах. Вот могучие, лихие народы: богатыри — не мы. Как современная, так и царская Россия представляется многим отсталой автократией, бегущей на месте, — вперед-назад, вперед-назад, или реформы-контрреформы, или мобилизация-стагнация-кризис, или либерализация — авторитарный откат .

Между тем в России после отмены крепостного права произошло настоящее экономическое чудо. В 1861–1913 гг. темпы экономического развития были сопоставимы с европейскими, хотя отставали от американских. Национальный доход за 52 года увеличился в 3,84 раза, а на душу населения — в 1,63 раза. И это несмотря на огромный естественный прирост населения, о котором в настоящее время даже мечтать не приходится. Население империи (без Финляндии) увеличилось за эти годы с 73,6 до 175,1 млн. — в среднем почти по 2 млн. ежегодно . Душевой прирост объема производства составлял 85 процента от среднеевропейского. С 1880-х гг. темпы экономического роста стали выше не только среднеевропейских, но и «среднезападных»: валовой национальный доход увеличивался на 3,3% ежегодно — это даже на 0,1 больше, чем в СССР в 1929–1941 гг. , и только на 0,2% меньше, чем в США — стране с самыми высокими темпами развития в мире . Развивались все отрасли народного хозяйства, хотя и в разной степени. Наибольшие успехи наблюдались в промышленности. Однако и сельское хозяйство, несмотря на институциональные трудности, прогрессировало среднеевропейскими темпами.

Но главное чудо состояло в том, что при высоких темпах роста экономики и населения происходило существенное повышение благосостояния, другими словами, индустриализация сопровождалась повышением уровня жизни крестьянства (86 процентов в 1897 г.) и, значит, происходила не за его счет, как общепринято думать.

На чем основывается такое заключение?

О росте благосостояния свидетельствуют увеличение с 0,171 до 0,308 — в 1,8 раза индекса развития человеческого потенциала, который учитывает (1) продолжительность жизни; (2) уровень образования (грамотность и процент учащихся среди детей школьного возраста); (3) валовой внутренний продукт (ВВП) надушу населения (табл. 19).

Таблица 19.

Индекс развития человеческого потенциала в России в 1851–1914 гг. (без Финляндии)