Онлайн книга «Здесь была Бритт-Мари»
|
Разница огромная. Ужин имеет значение. Медленно прошло полчаса. Дверь девушкиного кабинета наконец открылась, оттуда вышли люди. Девушка, воодушевленно улыбаясь, попрощалась со всеми; при виде Бритт-Мари энтузиазма в ее улыбке поубавилось. – А, вы еще здесь. Ну как бы, Бритт-Мари, мне ужасно жаль, но у меня нет вре… Бритт-Мари встала, стряхнула с юбки невидимые крошки. – Это я понимаю. Вам надо делать карьеру, и у вас, естественно, нет времени на кого-нибудь вроде меня. Слово «карьера» Бритт-Мари произнесла с заботой в голосе. Без малейшего осуждения. Однако девушка, кажется, все же услышала в этом осуждение, потому что лицо у нее сделалось как у одной соседки Бритт-Мари, которой Бритт-Мари попыталась выказать свою заботу. Соседка обозвала Бритт-Мари «старой перечницей», потому что Бритт-Мари позвонила ей в дверь и благожелательно уведомила о правилах пользования общедомовой прачечной. В четвертый раз. Бритт-Мари очень обиделась. Не на «старую», это она все же смогла вынести, но какая же Бритт-Мари «перечница»? Она заботливая, а это совсем другое. Она объясняла это соседке каждый раз, как они встречались, пока через несколько месяцев та не заорала: «Да сколько можно талдычить одно и то же, черт побери!» Бритт-Мари эти слова глубоко ранили, потому что она не из тех, кто талдычит. «Разве я такая? Как по-твоему, я талдычу, Кент? Как ты думаешь? Я талдычу?» – спросила она Кента тем вечером. «Ненене, ё-моё», – пробормотал Кент. «Вот и я, именно это я и говорю! Ничего я не талдычу!» – кивнула Бритт-Мари. После этого она всю ночь пролежала без сна. Она разволновалась из-за того, что в доме есть люди, которые совершенно несправедливо полагают, будто Бритт-Мари способна талдычить. – Мне очень жаль, но… – нетерпеливо начала девушка, явно намереваясь выпроводить Бритт-Мари. Поэтому Бритт-Мари перебила, кивнув на наклейки: – Если вы любите футбол, вам, наверное, это нравится. – Да! Вам тоже? – просияла девушка. – Разумеется, нет, – прояснила ситуацию Бритт-Мари. – Ага… – Ах-ха. Девушка покосилась на свои наручные часы, потом на еще одни, настенные. Она явно вознамерилась выдворить Бритт-Мари, так что Бритт-Мари решила выказать некоторую социализированность. – У вас сегодня волосы лежат по-другому, – заметила она. – Что? Бритт-Мари доброжелательно улыбнулась: – Стрижка выглядит не как вчера. Разумеется, это современно. Когда не надо ничего решать. И тут же добавила: – Разумеется, ничего страшного. Ведь Бритт-Мари никого не осуждает. Девушка откашлялась. – О’кей. Спасибо, но теперь я… – Похоже, это очень практично. Стрижка, – одобрительно кивнула Бритт-Мари. На самом деле короткие волосы торчали во все стороны, как если бы кто-то пролил апельсиновый сок на ковер с ворсом. Кент постоянно это делал, когда пил водку с апельсиновым соком во время этих футбольных матчей, пока Бритт-Мари не решила, что с нее достаточно, и не перетащила ковер в гостевую комнату. Это было тринадцать лет назад, но она до сих пор думает об этом. Ковры Бритт-Мари и ее воспоминания в этом смысле похожи: с них трудно свести пятна. Но стрижка, конечно, может быть какой угодно. Сегодня она напоминает укроп, который вырастили в горшке на балконе. Ничего страшного, разумеется. Против укропа у Бритт-Мари нет ни малейших предубеждений. Девушка кашлянула. Стрижка никак себя не проявила. – К сожалению, у меня нет времени. – А когда будет? – уточнила Бритт-Мари. Девушка задышала, словно очень полный мужчина, а не очень худенькая девушка. – В каком смысле? Бритт-Мари достала записную книжку и методично прошлась по списку дел. – У меня есть время в три часа. – У меня сегодня все расписано, не полу… – сделала попытку девушка. – Также я могу встретиться с вами в четыре или в пять часов, – дипломатично предложила Бритт-Мари. – Сегодня мы закрываемся в пять. – Значит, договоримся на пять, – подытожила Бритт-Мари, изготовившись сделать пометку в списке; свежезаточенный карандаш материализовался между ее указательным и большим пальцами. – Но я же говорю – не получится! – простонала девушка. – Значит, в пять вы заняты? – поинтересовалась Бритт-Мари. – Да… ну как бы мы закрыва… – А позже пяти мы встретиться не можем, – заметила Бритт-Мари. – Что? Бритт-Мари улыбнулась с поистине ангельским терпением. – Я не хочу с вами ссориться. Совершенно не хочу. Но, голубушка, разве у нас военное положение? Цивилизованные люди ужинают в шесть, так что позже пяти для встречи поздновато, вы так не думаете? – Да? – Как по-вашему, мы можем встретиться за ужином? – Нет… ну… а… что? Бритт-Мари кивнула так, словно кивок стоил ей величайшего усилия. – Ах-ха. В таком случае постарайтесь не опаздывать. Иначе картошка остынет. И она записала: «18.00. Ужин». Девушка еще что-то кричала ей вслед, но Бритт-Мари уже ушла. У нее нет времени стоять и талдычить одно и то же весь день напролет. На часах было девять тридцать пять. Снова в дверь постучали ровно в одиннадцать. За дверью оказалась заботливая Бритт-Мари. – У вас на что-нибудь аллергия? – спросила она. – Чего? – отозвалась девушка. – Есть ли что-то, чего вы не едите? – пояснила Бритт-Мари с тем стоическим спокойствием, каким следует вооружиться, говоря с человеком, который на любой твой вопрос отвечает: «Чего?» – Я… вегетарианка, – выдавила девушка. Бритт-Мари вынула записную книжку. – Ах-ха. Девушка засопела. – Но… я же объяснила, что сегодня вечером не смогу… – Вы рыбу едите? – перебила Бритт-Мари. – Да… ну да, ем, но я же ска… – Рыба – не вегетарианская еда, это мясо. Мясо рыбы, – пояснила Бритт-Мари. Девушка прижала кончики пальцев к векам – так делают, когда привыкли объяснять сложные вещи простыми словами только потому, что многим кажется, что о сложных вещах надо уметь говорить просто. – Я не ем красного мяса. Но людям обычно понятнее, если я говорю, что я вегетарианка. Бритт-Мари приняла это к сведению. – Вы едите лосося? – спросила она и участливо уточнила: – Это, знаете ли, рыба. – Да. Я ем лосося, – признала девушка. Бритт-Мари стряхнула невидимые крошки с юбки. Расправила несуществующую складку. |