Онлайн книга «Трое и боги [= Трое и Дана]»
|
Тихий голос, наполненный треском раскалывающихся угольков, шипением и щелканьем, прерывался от боли: – Не… ждал? – Почему?.. Чего бы еще так далеко шли? С тобой повидаться. Спасибо, что отмыл от грязи. Ты бы снял эти цепи, больше не нужны. А я, так и быть, не стану тебя стирать вовсе в пепел. Мардух, не отрывая от него глаз, бросил: – Разжечь жаровню. Посмотрю, насколько крепок… Олег стиснул зубы. Мардух спас их от смерти, ибо жаждет убить своими руками. И не просто убить, а смотреть при этом в глаза. Сказать те слова, которые побежденный унесет с собой в могилу. Победа только тогда победа, когда побежденный умирает, зная, что умирает и что противник остается и вытрет нож о его еще теплое тело. Если захочет, то и наплюет на его могилу. Перед пленниками установили жаровню. Мардух покрикивал, подгонял, наконец угли запылали ярко-красным. Невры ощутили жар, воздух стал еще суше. Палач совал в багровую горку углей щипцы, железные прутья, крючья. Олег старался не видеть, как накаляются орудия пыток. Железные концы сперва стали темно-вишневыми, затем засветились ярко, посыпались искры. В обугленном столбе появилась продольная щель: Мардух щерил рот. Там тоже полыхали угли, запах горелого мяса стал сильнее. Вместо зубов торчали обугленные пеньки. – Сейчас, сейчас, – повторил он сладострастно. – Для начала покажу, что чувствую я… когда угли внутри… Он взял у стража копье, с силой ударил Мрака по лицу древком. Мрак в последний момент отдернул голову. Удар пришелся по скуле, рассек кожу. Мардух захохотал, начал бить по голове, плечам, стараясь попасть в лицо. – Ты не маг! – закричал Олег с ненавистью. – Ты никогда не был магом! – Я и сейчас маг, – ответил Мардух, не поворачиваясь. – А ты им больше не будешь. Лицо Мрака залило кровью. Он уже не пытался увернуться, волосы слиплись от крови, капало на плечи. Древко треснуло, а еще после двух ударов разлетелось в щепки. Мардух, тяжело дыша, выхватил копье у другого стража. Таргитай кричал что-то яростное, но Олег бросил предостерегающе: – Молчи, дурак!.. Молчи! – Но этот… – Молчи! Мардух вдруг отбросил копье. Он дышал тяжело, в груди сипело. Олег с отвращением видел, как в сквозной дыре трепыхаются обугленные лохмотья легких. Палач протянул Мардуху раскаленный прут. Тот схватил жадно, повернулся к оборотню так резко, что упал на руки стражей. Мрак бессильно висел на цепях. – Эх… какой слабый… Багровый огонь в глазнице разгорелся, оттуда несло жаром. Мардух кривился от боли, постанывал, голос прерывающийся: – Зато тебя буду жечь долго и сладостно… А этого зверя… чтоб видел, что будет с тобой… чтоб сполна насмотрелся… – Ты не маг, – повторил Олег. В животе было холодно, он чувствовал леденящий страх, но сумел удержать взгляд, не опускать, глядя в обезображенное лицо безумного мага. Рядом кричал и плакал от жалости к оборотню Таргитай. Мрак очнулся, поднял голову. Он повис на цепях, по лицу текла кровь, капала на горячие камни. Он был в полубессознательном состоянии от побоев и потери крови, но взгляд был тверд. Темные глаза люто смотрели на Мардуха. Маг смеялся, обугленное лицо было перекошено наслаждением. Он забыл даже о постоянно терзающей его боли. – Сами пришли! Я верно служил темным богам, за что они послали мне неслыханный подарок! – Рано ликуешь, жаба, – прохрипел Мрак. – Не поймавши ясных соколов… Мардух опешил от наглости. – Не поймавши? А кто передо мною в цепях? – Ну… это мы малость поддались. Чтобы интереснее было. А то и драки взаправдашней нету. А так мы сейчас выберемся. Еще и размечем все здесь по камешку… Мардух подпрыгнул, оглянулся на слуг и воинов. Их лица были мрачными. Они выжидательно смотрели на пленных, будто и в самом деле подумывали, что те могут осуществить свою угрозу. – Проверить цепи, – велел Мардух жестко. – Я хочу, чтобы жизнь им показалась хуже смерти. Железо растянуло руки Таргитая так, что затрещали суставы. Так и закрепили, а по обе стороны еще долго гремели молотами, вгоняя булатные штыри в каменную стену. Слышалось тяжелое дыхание Олега, а со стороны Мрака неслась брань, звенело железо. Дважды в поле зрения появлялись сбитые с ног воины. Когда грохот молотов затих, Мардух похлопал в ладоши: – Еще жаровню!.. И запас углей. Я не заставлю гостей ждать. – Ты не маг, – прохрипел Олег. – Я все еще маг, а ты – нет. И сейчас ты увидишь это. – Ты вовсе не человек… Мардух захохотал: – Не уговоришь. Человек только тем и отличается от зверя, что зверь убивает сразу, а человек умеет пытать и мучить. И чем человек выше по духу, тем изощреннее придумывает пытки. Будь я простым воином, вроде вот этих, что бы я сделал, кроме того, что выколол бы глаза, выбил зубы да выпустил кишки? А так ты увидишь намного больше… А глаза я выжгу тебе в самом конце. Язык вырву позже, чтобы сумел накричаться всласть… Нам всласть! Он в самом деле сделает, подумал Олег, холодея. Род создал одни и те же радости что для зверя, что для бога или человека, но человеку всегда мало, он и начал придумывать свои… Это он придумал волшбу, придумал расписывать чашки узорами, извлекать музыку из натянутых жил, он же придумал, как сжигать чужие дома, как хватать в полон и любовно истязать неповинных людей, наслаждаясь их криками, слезами, страданиями. Человеку мало радостей, данных Родом. А свои не все удались. Запах горящего мяса пробился в ноздри. Олег заставил себя смотреть прямо перед собой. Сейчас Мардух тычет раскаленное железо в Мрака, слушает его ругань, ждет крика о пощаде. Затем перейдет к нему, ибо Мрак умрет, но не запросит. И надо быть готовым… Низкое небо беззвучно блистало багровыми молниями. Олег заставил себя не слышать грома, тогда не услышит и голоса Мардуха. Мардух очень медленно приблизил кончик раскаленного прута к груди молодого волхва. Олег стиснул зубы, приготовившись к боли. Мардух задержал горящее железо, словно передумал, затем приложил ярко-красный конец к его груди. Олег слышал, как зашипело, даже уловил запах горелого мяса. Боль стегнула позже. Он дернулся, забился в цепях, стремясь уйти от раскаленного железа. Мардух на миг убрал прут, приложил снова. Дикая боль пошла разрастаться, вгрызаться в каждую клетку тела. Мардух хохотал и нажимал раскаленным железом, погружая, как нож в масло. |