Книга Охотники за магией, страница 62 – Юлия Галанина

Здесь, в Отстойнике, горы были круче и выше, чем в окрестностях Ракушки.

Ряха решил, что в заросший непролазными зарослями распадок нам уходить не стоит, надо идти лобастым склоном, внизу более крутым, чем ущелье распадка, но зато открытым и не таким лесистым.

Очень скоро мне всё это надоело ужасно: сил хватало лишь на то, чтобы проползти десяток шагов, хватаясь за подворачивающиеся кусты и деревца руками, где нормально, где чуть ли не на четвереньках, чувствуя под коленками колючие веточки шиповника и прошлогодние сосновые шишки, которые как ощетинившиеся ёжики цеплялись своими растопыренными чешуйками за клочки сухой травы.

Потом приходилось останавливаться и отдыхать, тяжело глотая воздух. И пить хотелось страшно. Еще бы, пот от такого подъема струился по спине водопадом, только что в сапогах не хлюпал.

— Ничего, — хрипел рядом Ряха. — Выше поднимемся, легче станет.

Я кивала, чтобы показать, что слышу, и с тоской думала, что уже выдохлась вся, а прошли мы всего-ничего.

Потом мы вставали и снова лезли верх и вверх.

Я потеряла счёт времени, живя теперь только от привала до привала.

Но вдруг настал такой миг, когда деревья кончились и мы увидели, наконец, как высоко поднялись.

Отсюда были видны и каменные поля во всей красе, и вьющаяся Гадючка чуть дальше. И море, расстилающееся на горизонте и сияющее мягким бирюзовым светом. Казалось, — шагни в пустоту со склона, так и полетишь над Отстойником, легко-легко, как пёрышко, подгоняемое ветром.

Отдышавшись, мы снова повернулись носом к горе и продолжили подъем.

Постепенно начали выпирать из крутолобого склона скалы.

Мы обходили их то справа, то слева, стараясь держаться гребня отрога, не скатываясь на его борта.

Хоть Ряха и говорил, что выше будет легче, а всё равно было очень трудно. Но здесь чувствовалось, что мы поднимаемся, понемногу, но всё-таки ползём к вершине горы.

Солнце тоже не стояло на месте, переместилось уже за полдень.

Теперь зелени было куда меньше, чем камней.

На серо-сизых камнях цвели очаровательные цветы: белые, жёлтые, синие. Такие же яркие, как горное небо и полуденное солнце. Названий их я не знала.

Не удержалась, потянула к себе пышный кустик белых головок с жёлтыми сердцевинками. Оказалось, что головки были частью бурой сети не то корней, не то ползучих стеблей, покрывающей камень. Обычных стеблей у них не было.

Только цветы отделились от камня, они сморщились и завяли, превратившись в бесформенные комочки. И пахли они неприятно…

Я вздохнула и положила их обратно.

Это внизу, в долине, было лето, — в горах бушевала весна.

Цвели розовым и белым рододендроны, их тягучий запах подхватывал ветер и разносил повсюду. Солнце нагревало стволы сосенок и заросли можжевельника и в воздухе терпко пахло смолой.

В чём-то Ряха оказался прав: стало чуть-чуть легче идти, потому что теперь впереди был не просто однообразный, поросший деревьями склон, а нагромождения скал самой причудливой формы и было интересно добраться до какой-нибудь скалы, а потом до следующей, а потом ещё выше.

Здесь было положе, чем в начале подъема, а вот распадки по бокам, в которые мудрый Ряха не пошёл, теперь круто устремлялись вверх, выходя на гребень. Значительно круче, чем тот склон, который мы преодолели.

Незаметно для себя я как-то втянулась. А может быть, притерпелась.

В животе у меня урчало. И, видимо, не у меня одной.

— На ручей надо выходить, — сказал Ряха. — Чай варить.

Он прикинул что-то и сменил направление: теперь мы шли не вверх, а наискосок по склону.

Здесь были сплошные осыпи, каменные потоки, уходящие вниз. Идти надо было осторожно, осыпи были «живые»: из-под ног вылетали камни и приводили в движение поток.

И камни тут были совсем другие, слоистые, хрупкие, режущие сапог острыми краями. Они вылетали из-под подошвы как намыленные.

— Ты пойдёшь позади и выше, — объяснил Ряха. — Не обгоняй, зашибешь меня насмерть.

И попёр, только камни вниз полетели.

Я чуть подождала и понеслась за ним.

Хорошо, хвост помогал держать равновесие на этом наклонном зыбком ковре, так и норовящем поехать вниз вместе с тобой.

Как Ряха без хвоста умудрялся так хорошо идти, — не знаю. Но после меня осыпь гудела, как растревоженный улей, камни сыпались дождём, а он шёл чисто, сорвав не больше десятка камней.

Родник прятался в складках горы.

Ряха оторвался от меня и исчез за скалами, — и сразу стало страшно и одиноко. И ветер засвистел сильно, и склон показался круче, и вообще…

Я сразу стала чаще оступаться, чудом удерживаясь на ногах. Появился страх перед коварными камнями.

Но тут из-за скал показался дымок, светлый, жемчужный, почти прозрачный. И сразу всё поменялось, ну просто волшебно. Я снова была не одна и, забыв страхи, понеслась туда, где ждали вода и огонь.

Попади мы в это место выше или ниже — никакой воды бы нам не обломилось. Только здесь родник выходил на склон, а потом снова прятался в камнях.

Ряха нашел удобное место около крохотного водопадика, наломал чахлых, исхлёстанных ветром берёзок, развёл маленький костёр меж двух камней, поставил зазнобин чайник и теперь поддерживал огонь, подкладывая под дно чайника веточки по мере надобности.

— Как твои ноги? — спросила я, спускаясь к нему.

— Да так себе, — скривился Ряха. — Тут же всё боком идти приходится, похоже, опять мозоли будут, но в других местах.

— Мы хорошо поднимаемся?

— Нормально. Нам бы до ночи на гребень выйти, чтобы в темноте на камнях зубами не стучать.

— А если мы выйдем на гребень, тогда что? — удивилась я.

— С той стороны кусты должны быть, — объяснил Ряха.

Пожевав сухарики, в которые превратились постряпушки Ряхиной зазнобы и, запив их чаем, мы двинулись дальше.

У самого гребня пришлось помаяться, — скалы встали дыбом на пути, как крепостные стены, и отсекли путь наверх. Еле нашли щель, по которой проползли между ними, где змейкой, где паучком, а где и вовсе ни с какой живностью не сообразным способом. Ну разве что с пиявкой.

Но выбрались, встали на узком гребне.

И я с тоской увидела, что мы преодолели лишь первую ступеньку громадной лестницы.

Позади остался Шестой Угол Чрева Мира.

А впереди были горы. И они были куда выше и круче той, на которую мы с таким трудом поднялись…