
Онлайн книга «Ведьмы. Запретная магия»
* * * Светлой памяти моей матери, Джун Маргарет Бишоп Кэмпбелл. Да не прервется твой род 1821 год Слоистые облака холодного угольно-серого оттенка плыли по небу то в одну, то в другую сторону, отражая плещущиеся внизу волны. Они заволакивали звезды и луну и затемняли морской берег – так же, как и прилегающую к нему узкую дорогу. За ней, в поле, где возвышались каменные столбы, вокруг небольшого костра стояло несколько фургонов. Язычки пламени плясали на встревоженных лицах собравшихся у огня людей и отражались в глазах норовистых лошадей. Единственными звуками, не считая потрескивания горящей древесины, были плеск и шипение невидимого моря. Пламя отбрасывало неверный свет на менгиры, казалось, заставляя камни менять свое многовековое положение, покачиваться и дрожать, словно ночные призраки. Маленькая Нанетт захныкала и спрятала лицо в складках грубых юбок своей сестры Луизетт. Старшие представители семейства Оршьер нервно озирались и переглядывались. На месте двух камней, завалившихся на бок еще в какую-то давно забытую эпоху, образовалась небольшая ямка для огня, на котором, шипя и обдавая брызгами угли, была поджарена пара кроликов. Теперь их уже и след простыл: мясо было съедено, а косточки закопаны в золу. Одна из женщин подбросила дров в огонь и посторонилась, уступая место своей бабушке. Бабушка, или, как ее называли, Grand-mère [1], Урсула обошла по кругу яму для костра, неся в руках кувшин с соленой водой, которой она окропляла землю и при этом что-то чуть слышно бормотала. Закончив, она несколько раз потрясла своей дубовой клюкой над головой и прошептала скороговоркой целый поток каких-то слов. Весь клан в напряженном молчании наблюдал за тем, как, отложив клюку, она полезла в холщовую сумку в поисках магического кристалла. Взяв камень обеими руками, она занесла его внутрь освященного круга, а затем подняла перед собой так, чтобы в нем отражался свет пламени. Это был обломок кристалла, откопанного на речном берегу еще прапрабабушкой бабушки Урсулы. Его край был стерт и отшлифован настолько, что почти приобрел круглую форму. Он представлял собой неограненный кварц, такой же шероховатый, каким его когда-то вытащили из грязи. В магическом кристалле появилось алое свечение, он вспыхнул, как будто зажегся изнутри, слегка напоминая адское пламя, которого так боялись христиане. Его свет отразился на морщинистом лице бабушки Урсулы и замерцал в ее черных глазах. Подняв голову, Нанетт украдкой выглянула из-за сестринских юбок и снова спрятала глаза, уверенная, что горящий камень обожжет бабушке руки. Урсула что-то напевала себе под нос, поворачивая кристалл и всматриваясь в его глубину. От звуков ее потустороннего голоса присутствующие чувствовали, как по затылку ползают мурашки. Она была величайшей из ведьм, унаследовавшей всю полноту силы рода Оршьер, и даже сердца тех, кто был к ней особенно близок, преисполнились благоговения от созерцания того, как она ее использовала. Мужчины обеспокоенно затоптались на месте, всматриваясь в дорогу, ведущую от города Карнак. Женщины зацокали языками и притянули к себе детей – подальше от тьмы вокруг. Каждый член клана в этот день испытывал страх. Слух об еще одном сожжении донесся до ушей мужчин, когда они отправились в Карнак за бобами и чечевицей. Нанетт слышала их рассказ, хотя, лишь повзрослев, смогла полностью понять его. Это произошло в городе Ван, расположенном неподалеку. Поговаривали, что некий молодой и амбициозный священник по имени Бернар выследил ведьму. Он взял на себя обязанность по выявлению соответствующих признаков, а затем на городской площади публично обвинил ее в колдовстве. Архиепископ, хорошо известный сожжениями ведьм, собственноручно поджег костер факелом. Новости об этом процессе подняли большой шум в Карнаке. Горожане встретили отца Бернара – человека с жидкими рыжими волосами и слишком маленькими для его лица глазами – аплодисментами, стоило тому появиться на рыночной площади. Нанетт захотелось закрыть уши, когда Клод, в спешке вернувшись из города, рассказал о случившемся, но Луизетт отвела ее руки в стороны. – Ты должна услышать, – сказала она тогда. – Ты должна знать. – Поговаривают, он так ненавидит ведьм из-за своей матери, – заметил Клод. – Почему? – спросила Луизетт. – У нее была опухоль в груди, она умерла в мучениях. Бернар обвинил старуху-соседку – та едва могла слышать и видеть – в том, что она наслала на его мать проклятие. – Ее даже некому было защитить, – мрачно заметила Луизетт. – Некому, – согласился Клод. – Провели судебное разбирательство, и уже через час был вынесен приговор. – Бедняжку сожгли? – приглушенным голосом спросила Анн-Мари. У Клода вырвался горький смешок. – Собирались. По приказу Бернара был подготовлен костер, соорудили столб для сожжения. Но старуха умерла в камере ночью перед казнью. – Наверное, она и ведьмой никакой не была. – Луизетт прижала к себе Нанетт, рассеянно поглаживая ее по плечу. – Но он чувствует себя одураченным. – С тех пор он и затеял охоту на ведьм. Над сомкнувшимися в кольцо фургонами нависло мрачное молчание. Дневной свет давно погас. В наполненных солоноватым запахом сумерках стало трудно различать выбоины и ямы на дороге – отправляться в путь до рассвета было небезопасно. Хотя был риск и в том, чтобы оставаться на месте: среди них было лишь трое мужчин, пятеро женщин, кучка детей и старуха. Едва ли они смогли бы противостоять свирепой толпе. Цыгане всегда находились под прицелом и потому действовали осторожно. Когда людей на этой земле возбуждала жажда крови, когда ими овладевало желание почуять запах горящей плоти и услышать предсмертные крики осужденных на смерть ведьм, закон и доводы рассудка были бессильны. – Нужно уходить, – произнес Поль, супруг Анн-Мари. – И двигаться на юг. – Слишком темно, – проворчал Клод. Луизетт согласно кивнула: – Опасно для лошадей. Все понимали, что, кроме как на бабушку, надеяться было не на что. * * * Пожилая женщина покачивалась в свете огня. Ее голову окутывало облако седых волос, а морщинистые веки превращались в щелочки, когда она вглядывалась в глубину магического кристалла. Она сама была похожа на менгир: угловатая, неподвластная времени, невозмутимая. Ее тонкие губы шептали слова заклинания, а голос становился то громче, то тише. Сбившиеся в кучку члены клана дрожали от страха. Спустя какое-то время протяжное пение бабушки постепенно затихло. Она перестала раскачиваться и трясущимися руками опустила кристалл. Когда она заговорила, ее голос зазвучал, как скрипичная струна, вот-вот готовая лопнуть: |