Книга Ирландское сердце, страница 101 – Мэри Пэт Келли

Ну, теперь он зашел уже слишком далеко.

Питер отодвинул свою тарелку.

– Мне пора возвращаться. Я ожидаю телеграмму.

Он вынул из кармана несколько купюр.

– Нет-нет, Питер, – остановила его я. – Я хочу заплатить сама.

Однако он все равно положил деньги на стол и вышел.

– Простите меня, Нора. Я думал… – начал отец Кевин.

Но я лишь покачала головой и молча доела. Профитроли я не стала есть из принципа.

Когда мы с отцом Кевином, торопясь и стараясь обогнать дождь, шли через Петит Пон, вспыхнула молния, за которой через пару секунд последовал раскат грома.

Раньше я никогда не позволяла себе злиться на священнослужителей, но тогда, видит бог, я была просто в бешенстве. Отец Кевин уничтожил для меня даже шанс остаться с Питером друзьями. Я бы бросила его и ушла, но зонтик у нас был один – не могла же я дать семидесятилетнему с гаком старику промокнуть насквозь.

Мы шли мимо Пантеона и уже поворачивали на улицу Ирландцев, когда с неба сорвались первые капли. Я раскрыла зонт и накрыла им нас обоих.

Идти отсюда было недалеко, но внезапно налетел порывистый ветер. Я не могла удержать ручку зонта, и отец Кевин попытался мне помочь, однако новый порыв ветра вывернул мой зонтик наизнанку. И как раз в этот миг начался ливень. За несколько секунд мы уже до нитки промокли. Моя шляпка на голове обвисла, юбка и блузка липли к телу. Мокрой стала даже нижняя сорочка. Сутана отца Кевина висела на нем мешком, и с нее капала вода.

– Теперь нужно бегом, – заявил он и припустил по улице к колледжу намного быстрее, чем можно было ожидать от человека столь почтенного возраста.

Я не отставала. Отец Кевин с размаха распахнул деревянные двери, и мы оказались в коридоре.

Меня разбирал смех. Трудно было злиться в такой ситуации. Молодой служитель, дежурящий на входе, вышел из-за стойки, чтобы посмотреть на нас.

– Что за?..

– Все в порядке, отец Джеймс, – успокоил его отец Кевин. – Мы будем в приемной для посетителей.

Священников в колледже было мало. Большинство после лета еще не вернулись из Ирландии. Так что сейчас здесь было лишь несколько самых младших семинаристов.

– Для вас оставлено сообщение, отец Кевин, – остановил его отец Джеймс. – Профессор Кили хочет видеть вас, как только вы вернетесь. Это срочно.

Отец Кевин ушел, а я направилась в приемную.

В маленькой комнатке огонь не разводили, и мне совсем не хотелось садиться мокрой на их красивые стулья. Я надеялась, что отец Кевин найдет какое-то нецерковное полотенце. Но первым в приемную вошел не отец Кевин, а Питер Кили, который стразу же широким шагом направился ко мне и взял меня за обе руки.

– О, Нора, мы сделали это! Мы это сделали! Винтовки! Сегодня во второй половине дня они прибыли в порт Хоут, а волонтеры их выгрузили. Там была и графиня со всей своей Фианой. Повесив ружья на плечи, они отправились в Дублин. И никто их не остановил. Армейские военные вышли, но ничего не смогли поделать. Стоит дать отпор задире и хвастуну, и он пойдет на попятную.

– Ух ты! – сказала я. – Здорово! Просто замечательно!

Затем Питер обнял меня вместе со всеми моими промокшими одежками и притянул к себе. Он и поцеловал бы меня, если бы в этот момент не появился отец Кевин.

– Выходит, Питер вам уже все рассказал? – спросил отец Кевин.

– Да, рассказал.

– Представить только! Чайлдерсы и Мэри Спринг Райс привели эту яхту туда с помощью двух моряков из Донегола. А когда они уже шли к берегу, у штурвала «Асгарда» была сама Молли, пристегнутая ремнями, но твердо державшая руль.

Армия Ирландии – это вот такой флот и бойскауты? Замечательно.

Я думала о германском войске в касках и представляла тех мальчиков из «Л’Импассе», а еще сотни тысяч других французских новобранцев, миллионы солдат из России, множество британских полков. Вся Европа собралась воевать. Какие шансы у ирландцев? И тем не менее мы пробились через блокаду, бросили вызов британскому правительству и вооружили по крайней мере девятьсот наших добровольцев.

– Ура! – сказала я Питеру. – Ура и Молли, и всем Алисам, и Мэри Спринг Райс, и Мод, и Констанции, и вам, и отцу Кевину, и мне тоже. Ура, ура!

Я взяла Питера и отца Кевина за руки и спела им отрывок из песни дедушки Патрика:

– «Снова единая нация, снова единая нация!»

И двое мужчин подхватили за мной:

– «Долго Ирландия была провинцией, но снова станет независимой!»

– Аминь, – завершил отец Кевин. – Аминь.

Лишь после этого он протянул мне полотенце и какой-то сверток.

– Вот, вытритесь. И заодно переоденьтесь в раздевалке вон там.

Теперь я уже дрожала и стучала зубами. В раздевалке я сняла свою промокшую одежду и вытерлась досуха, после чего открыла сверток. Что? Я развернула церковное одеяние. Нет, я не могла надеть это. Но надела. Влезла в черную сутану и застегнула пуговицы. Она была мне немного тесновата в груди, но сидела довольно неплохо. Мягкая саржа приятно касалась кожи. Не надевать же мне было снова мокрую юбку и блузку.

Когда я вернулась в гостиную для посетителей, Питер был там один: он согнулся у очага и пытался развести огонь.

– Отец Кевин пошел поискать нам что-нибудь выпить, – бросил он через плечо, а потом обернулся.

– Боже правый, – вырвалось у него.

Я осенила его крестным знамением и сказала:

– Dominus vobiscum.

Он выпрямился и стоял, уставившись на меня.

– Послушайте, только не нужно обижаться, – начала оправдываться я. – Отец Кевин дал мне все это. В конце концов, это все-таки хоть какое-то платье.

– Я и не обижаюсь, – пробормотал он. – Просто…

В комнате было совсем тихо, и он говорил почти шепотом.

– А вот и мы! – весело объявил отец Кевин, входя с бутылкой «Джеймисона» и тремя стаканами. – Нора, вы выглядите очень здорово, – сказал он мне. – Совершенно очаровательная служительница.

– Собственно говоря, – ответила я, – когда мы получим право голоса и наведем порядок в правительствах, почему бы женщинам тоже не принимать сан?

Однако я и на йоту не чувствовала себя добродетельной, каким подобает быть представителю церкви. Потому что в ушах у меня все еще звучал голос Питера: «Я и не обижаюсь… Просто…»

Просто – что?

Замечательный и смешливый выдался вечер. Поскольку священники разъехались, общей трапезы не было, и мы ели хлеб и сыр втроем. Я поджарила ломтики на огне. Наклоняться в сутане было непривычно легко – не было ни корсета, ни нижнего белья. Моя одежда сушилась у огня. Было ужасно приятно чувствовать себя нестесненной. Ничего удивительного, что Гертруда Стайн любит наряжаться кармелиткой. Интересно, смогла бы я заинтересовать Габриэль Шанель коллекцией в духе церковного облачения? Эту мысль я высказала Питеру и отцу Кевину.