Книга Ирландское сердце, страница 73 – Мэри Пэт Келли

«Они обе чокнутые», – думала я, идя по улице Благовещенья. Выдумывают чепуху. Но я все равно выполнила инструкцию Констанции: свернула в кафе «Ла Мирабель», села за столик у входа и принялась ждать.

Графиня Маркевич, выглядевшая очень состоятельной и очень русской в своей длинной собольей шубе и меховой шапке, величественно прошла мимо кафе, даже не взглянув в мою сторону. Через пару минут за ней проследовал какой-то мужчина. Может быть, человек просто вышел купить сигарет, успокаивала я себя. Но для француза он, пожалуй, был высоковат. К тому же у него были широкие плечи, и одет он был в серое пальто, которое ему было не слишком впору. Неужели офицер? Регбист?

Я отодвинулась от окна. Официант внимательно следил за мной, и это настораживало. Может, он тоже агент? Поставлен сюда следить за тем, кто входит в дом Мод? Но тут официант просто спросил, буду ли я что-нибудь заказывать.

– Нет, – ответила я и встала.

Он лишь пожал плечами. Настоящий парижский официант.

Я направляюсь на квартиру к мадам Симон. До этого я была там всего несколько раз. Французы, объясняла она мне, предпочитают встречаться в кафе, кондитерских или ресторанах. Наверно, именно поэтому здесь столько подобных заведений. Жила она на острове Сен-Луи, прямо посреди Сены, откуда куда бы то ни было – к Собору Нотр-Дам, на Правый берег, на Левый – можно было добраться только по какому-то мосту. Здание из серого камня с высокими вытянутыми окнами. «Это для живописности», – говорила мне она. Большой и отчасти хаотичный дом, в котором она прожила всю свою жизнь. Ее родители умерли уже давно. Мебель в доме осталась еще от них. Кресла были такими удобными и уютными, что в них хотелось опуститься прямо сейчас.

Впустив меня, мадам провела меня на кухню, где сварила кофе, пока я пыталась как-то упорядочить воспоминания о произошедшем сегодня. Начала я с рассказа про франко-ирландских аристократок, которые заинтересовали ее. Ей понравилась та часть истории Констанции Маркевич, которая была связана с ее графским титулом, и ее немного удивило, что Мод выдавала дочь за свою кузину и что их брак с Макбрайдом распался так впечатляюще театрально.

– Думаю, она выходила за него ради респектабельности, – сказала она.

– Но ведь он революционер. И практически беженец, – возразила я.

– Ну и что? Он – муж, и теперь она замужняя женщина с сыном.

Мы перешли в главную комнату, которой она, видимо, пользовалась, а не держала исключительно для гостей, как было с нашей гостиной в Бриджпорте. В очаге горел огонь. Мы сели. Я расставила чашки на столике между креслами, которые были такими же удобными, какими казались.

– Замужняя женщина, – сказала я, – которая живет отдельно, и живет в страхе…

Я рассказала ей, как была напугана Изольда приходом Коко Шанель и ее компании, потому что решила, что это Макбрайд.

Однако мадам Симон из всего этого услышала только одно слово: Шанель.

– Коко? Так она тоже была там?

– И с целой свитой сопровождающих, – ответила я и стала описывать ей остальных женщин.

Она засмеялась, когда я описала ей удивление Гертруды Стайн при виде меня там, но сразу умолкла, как только я упомянула имя Натали Барни.

– Я знаю ее. Точнее, про нее, – заметила мадам Симон. – Ее любовная связь с Лианой де Пужи была сенсацией для всего Парижа. Но Лиана не смогла изменить мужчинам – в конце концов, ведь именно они поддерживают ее.

– Конечно, – согласилась я.

И тут мадам Симон спросила:

– А вы ведь до сих пор ни о чем не догадываетесь, верно, Нора?

Понятия не имея, о чем мне следовало бы догадаться, я начала неопределенно:

– Ну, вообще-то…

– Женщины, с которыми вы встречались сегодня, предпочитают любовь других женщин. Гертруда и Алиса – супруги: Гертруда – муж, а Алиса – жена. Что до Натали, она более свободна, у нее есть много партнеров, но думаю, что она и эта художница…

– Брукс? – подсказала я. – Ромейн Брукс? Та, что была одета как мужчина?

– Да. Они тоже вместе.

Теперь я уже сама мысленно расставила всех по парам. Сильвия и Адриенна. Натали и Ромейн.

– А была ли там Элизабет, герцогиня де Клермон-Тоннер? – поинтересовалась мадам Симон.

– Была.

– Ах, тогда считайте, что познакомились с crème de la crème de les femmes de Lesbos ^[103].

И мадам Симон объяснила мне, что остров Лесбос в древней Греции был местом, где творила поэтесса Сапфо, которая жила в обществе женщин.

– Она слагала поэму об их любви друг к другу.

Затем мадам рассказала мне, что Натали Барни хочет возродить эту коммуну в рамках своего парижского круга.

Про себя я подумала: «Любовь? И что это за любовь такая?» Мне было непонятно, поэтому я спросила:

– Так они что?..

– То самое, – ответила мадам Симон и вздохнула. – Иногда я жалею, что меня саму не тянет к женщинам. Это в свое время уберегло бы меня от немалого количества неприятностей и проблем.

– Меня тоже, – согласилась я.

Мы дружно засмеялись. Что тут скажешь? Париж.

Была уже почти полночь, мадам Симон сонно зевнула, когда я начала рассказывать ей о борьбе Мод и Констанции против англичан. Видимо, она меня не слушала.

– Сначала я думала, что графиня Маркевич просто с ума сходит, говоря, что за ней следят и что ее преследует полиция. Но потом сама увидела следовавшего за ней человека, который, по-моему, был полицейским.

При этих словах мадам Симон мгновенно проснулась.

– Полиция? Какая еще полиция?

– Думаю, это был британский агент. С другой стороны, наверное, если французы подозревают, что Мод и Констанция шпионят в пользу Германии…

– Так ваши подруги что, шпионят для бошей?

– Нет-нет, ничего подобного. По крайней мере, я так не думаю. Их заботит только судьба Ирландии, хотя если Германия помогла бы Ирландии…

– Вы не должны больше видеться с этими людьми. Я запрещаю вам это. – Мадам Симон решительно хлопнула ладонью по столу, и наши чашки с кофе жалобно звякнули. – Я ваш работодатель. Я даю вам клиентов. И после всего этого вы предаете меня? – Она встала. – Уходите, уходите! – Она забрала чашку из моих рук. – Уходите, уходите!

– Постойте, но я не шпионю на Германию, как не шпионят и они. Пожалуйста, мадам Симон, прошу вас!

Мне удалось кое-как успокоить ее с помощью стакана бренди из бутылки, которую я заметила в буфете у камина.

– Какая же вы наивная, Нора. Вы знаете, что французские матери говорят своим детям? Не «будь хорошим», как англичане, а «soyez sage» – «будь мудрым». Вот и я говорю вам то же самое – будьте умнее. Надвигается война. И полиции вовсе не покажется занятным, что американка впутывается в такие интриги. Они просто депортируют вас, Нора, и будут иметь на это полное право.