Книга Ирландское сердце, страница 85 – Мэри Пэт Келли

– Вы знаете историю Ирландии в мельчайших подробностях. Но я-то – нет.

Внезапно она превратилась в наставницу, какой я ее себе и представляла.

– Давайте найдем какое-нибудь кафе или ресторан, и я вам все объясню.

– Давайте! – воодушевленно согласилась я и повела ее по одной узкой улочке – Лано.

Там было пустынно – наступила вторая половина дня, время déjeuner уже закончилось. За нами никто не шел. Слава богу.

Я как попугай повторяла немного из того, что запомнила по экскурсиям Питера.

– Раньше она называлась улицей Мон-Сен-Илер, – рассказала я Алисе. – Пятьсот лет назад на этой улице располагалось четырнадцать книжных лавок. Здесь же было средневековое аббатство. Питер… в смысле, профессор Кили… считает, что этот ресторан находится там, где когда-то стояли древнеримские купальни, – продолжала я, когда мы с ней зашли в каменное здание.

Конечно, когда мы устроились у громадного каменного камина, она была возбуждена и, наверное, думала, что, может быть, в этом cave à vin ^[125] выпивал сам О’Нейлл.

– Боже правый, – ахнула она. – Я бы сказала, что очаг этот относится к тринадцатому веку.

Официант объяснил нам, что ресторан совсем недавно купили три актера. Потом он добавил, что раньше он назывался Puit Certain – «Родник Сертена», в честь аббата местного монастыря.

– Но мы называем его уже Le Coupe Chou, – заявил он.

По нашим лицам он увидел, что мы не понимаем.

– Так называется бритва брадобрея.

Он жестами изобразил, что бреется.

– Скорее похоже на тесак для рубки капусты, – уточнил он. – В Средние века здесь была парикмахерская. Хотя ходили слухи, что хозяин не только брил, но порой и того… – Официант чикнул воображаемой бритвой себе по горлу.

– Еще поговаривают, что тела клиентов отправлялись в мясную лавку на другой стороне улицы на колбасу. Впрочем, подобные байки рассказывают о многих брадобреях, – закончил он.

– Ничего себе, – испуганно прошептала я.

Алиса даже не дрогнула, и я не знала, с чем это связано – с ее несгибаемым революционным духом или со слабым французским. Официант согласился принести нам по café-créme ^[126] и пирожному «Наполеон», и она начала свою лекцию. На всякий случай я поглядывала на дверь, но там никого не было.

– «Объединенных ирландцев» основал Вольф Тон, – сказала она.

Слава богу, на это я могла честно сказать:

– Я про него слышала.

– Они боролись за эмансипацию католиков, хотя сам он принадлежал к Церкви Ирландии, а остальные лидеры были северными пресвитерианцами. А также методистами, как, например, моя семья, – добавила она.

– А сами католики в этом участвовали? – спросила я.

– Конечно. Было такое секретное общество католиков-крестьян – «Защитники», – которое присоединилось ко всем остальным. Они задавались вопросом, почему бы и в Ирландии не устроить революцию. Наполеон должен был прислать войска, чтобы поддержать нас.

– Погодите, – остановила ее я. – В этой части мне кое-что известно. Я слышала рассказы своего дедушки Патрика про «год французов», про высадку в Мейо. Он еще говорил: «Слишком мало и слишком поздно».

– И был прав, – согласилась она. – Сельское население действительно поднялось на бунт, но французов было мало, а на подавление бросили тучи английских солдат. Французов отослали по домам, а ирландцы висели на каждом дереве.

Я с тяжелым вздохом кивнула, и мы дружно откусили по кусочку «Наполеона».

– Выходит, еще одна неудача, – заметила я, – как и с забастовкой в Дублине.

– Тем не менее их отвага продолжает вдохновлять народ.

И она своим мягким сопрано запела:

Я присоединилась к ней. Слова я знала, а в кружке хорового пения в школе Святого Ксавье у меня был лучший альт. Я подхватила мелодию на строчке «Но настоящий мужчина, как ты, приятель, наполнит свой стакан вместе с нами».

– Это была наша любимая песня на пикниках «Клан на Гаэль». Мне нравится последний куплет:

– Сильная песня, – отметила Алиса и отпила свой кофе со сливками.

– Под нее нам бы следовало пить приличный виски вроде «Джеймисон», – заметила я.

– Или «Бушмилс», – согласилась она.

На поверку не так уж и много в ней было от Джейн Эйр.

– Что ж, наши мятежи, может, и захлебываются, но песни у нас сильные. Вроде вот этой, про Родди Маккорли, – сказала я и напела первую строку: – «И Родди Маккорли уходит, чтобы умереть сегодня на мосту в Тумбридже…»

Официант с метрдотелем внимательно наблюдали за нами из-за очень старинной деревянной стойки.

– Un autre napoléon, s’il vous plaît, ^[127] – крикнула я им, а потом обратилась к Алисе: – Какая жалость, что император Наполеон не доставлял такое же удовлетворение, как эти славные пирожные.

Я засмеялась. Но Алиса не увидела в этом ничего смешного.

– Я помню, когда Анна написала эту песню про Родди Маккорли, – сказала она.

– Анна? Это та женщина, которая начала издавать газеты вместе с вами?

Она кивнула.

– Люди подхватили ее мгновенно. Это было в 1898-м, когда мы с Мод и Анной совершали тур по Ирландии в честь столетия восстания 1798 года.

Официант принес наши пирожные.

– Мы ходили из деревни в деревню, выступали с лекциями про бунт 1798 года, старались заставить людей, боровшихся с голодом и массовыми изгнаниями с земли, поверить, что все не так безнадежно, как им кажется. Наши предки сражались с Sassenach, и мы сможем. Мы были вместе: Анна, католичка из Белфаста, Мод, представительница Церкви Ирландии в то время, и я, методистка. Протестант, католик и диссентер ^[128] объединились, как когда-то надеялся Тон ^[129] и все остальные. Славные были времена, особенно в Донеголе. У людей там не было ничего, и тем не менее они угощали нас ирландскими картофельными оладьями и лепешками, тоже из картошки. Учились они очень быстро и сразу же запомнили мелодию той песни. Анна пела толпе по одной строчке, а они эхом повторяли ее.