Онлайн книга «Осенние костры»
|
Эльмир же потягивал вино из высокого бокала и, не обращая никакого внимания на призывные взгляды служанок, пялился на выступавших цыган. Вот уж народец, скажу я вам. Единственные из людей, они каким-то непостижимым образом умудрялись проходить в вечные земли и бродить там, как у себя дома. Хотя… лично мне по душе были эти вечные странники, с их тягучими песнями, пламенными страстями и ночными посиделками у костров. Они были огненными… как я… Старый цыган играл на скрипке, а молодая черноволосая красавица кружилась по залу, бросая чарующие улыбки, сбивающие с ног всех лиц мужеского полу, попавших в зону обстрела. Но моё внимание привлекла не она, а скрипач, что-то смутно знакомое было в его лице, что-то, давно позабытое, но важное… Я закрыла глаза… — Вы опять пришли в наши леса, Данко! Деду это не понравится! — Мы ходим там, где хотим, малышка. Никто не указ тем, в чьей душе поёт ветер. — Я не малышка, я Реи’Линэ! Повелительница осеннего пламени! — Ты говорила, малышка, я помню. Скажи, Огонёк, а ты не хочешь пойти с нами? В прошлую нашу встречу ты говорила, что в человеческих землях есть кто-то очень важный для тебя. Если хочешь, пойдём… — Я не могу. Я княгиня, через год я стану второй в семье, меня не отпустят. — Что значит долг для тех, перед кем открыты все дороги?! Что значит долг, если тебе снится шёпот ковыля, горький запах полыни и пыль звездных дорог? — Я, правда, не могу, Данко, но мне очень приятно, что ты обо мне такого мнения… — Ну, не хочешь, как знаешь… Тогда хотя бы спой мне на прощание, мы уходим с рассветом, дорога зовёт. — Что тебе спеть? — Те странные песни, которые ты зовёшь «песнями старого мира». Спой мне о дороге и о любви… С губ сорвался тихий вздох. Я ухватила за руку любезничавшую с Эльмиром цыганку: — Скажи, как зовут скрипача? Она будто и не удивилась вопросу: — Это мой дед, Данко. Вы хотите поговорить с ним… Огненная дева? Я заметила, как напряглись при этом обращении все мои спутники. Анни непонимающе посмотрела на нас. — Да, я хочу, чтобы он сыграл для меня, — я повернулась к Анни. — Скажи, ты не будешь против, если я спою? Во мне много эльфийской крови, ты же знаешь, во всех нас есть немного огня барда… Она кивнула, успокоившись. Цыганка схватила меня за руку и потащила к скрипачу. Он непонимающе смотрел на нас, а я глупо улыбалась. Наши взгляды встретились, и я на миг позволила ему увидеть себя прежнюю. Когда-то он обещал, что узнает меня, сколько бы ни прошло лет. Данко тогда сказал, что видит в моих глазах вечность и звёзды, пепел и одиночество… Музыка оборвалась на протяжной ноте… Он смотрел на меня растерянно, чуть испуганно… — Малышка? Я улыбнулась. — Ты всё-таки узнал меня. Ты сдержал обещание, цыган… Сыграешь для меня? Он растерянно провёл смычком по струнам. — Что сыграть тебе, потерянная малышка? — тихо спросил он. — О чём сегодня ты споёшь страннику, чем утешишь его мятущееся сердце? Что за боль сегодня терзает тебя? — Слушай меня, странник. Слушай и пусть твоя скрипка поёт со мной. Пусть звучит в этом мире песня странного, старого мира, пусть на губах стынет горечь степной полыни… С губ потекли столь знакомые строчки, эту песню я пела тогда, прощаясь с ним и ещё не зная, что это, возможно, навсегда. Я пела о том, кого любила больше жизни… По лазоревой степи Ходит месяц молодой, С белой гривой до копыт, С позолоченной уздой. Монистовый звон Монгольских стремян — Ветрами рожден И ливнями прян. Я пела о Лисси… Как и тогда, я пела о нём… И пела вместе со мной старая скрипка, подаренная молодому цыгану моим дедом. Молчали люди, не в силах понять и доли того, о чём кричали наши со скрипкой сердца. Хмурился Эльмир, по щекам Кито текли слёзы, а Кэс смотрел на меня так, как будто видел в первый раз. Из кувшина через край Льется в небо молоко; Спи, мой милый, засыпай, Завтра ехать далеко. Рассвета искал — Ушел невредим, Меня целовал Не ты ли один? Кружилась в танце молодая цыганка, а я была уже не здесь. Я стояла среди листопада и смотрела, как уходит мой отец. Выли псы, чувствуя, как сердце моё рвётся из груди, стремится вслед за рыжеволосым мальчишкой, который уходил от нас… навсегда… Как у двери Тамерла- Новой выросла трава; Я ли не твоя стрела, Я ль тебе не тетива? Ты — сердце огня, Ты — песня знамен, Покинешь меня, Степями пленен. Кэс перегнулся через Кито. — Мирр, о чём она поёт? Я никогда раньше не слышал ничего подобного. Эльф загадочно улыбнулся: — И не мог, это песня пришла из одного из прежних миров, но поёт она её иначе, чем те барды. Она поёт о своём отце, для которого смертные были дороже её… Кибитками лун — В дорожный туман, Небесный табун, Тяжелый колчан; Чужая стрела, Луна — пополам, Полынь да зола — Тебе, Тамерлан. Тревожить ковыль — тебе — В других берегах, И золотом стыть — тебе — В высокий курган. А мне — вышивать Оливковый лен, Слезами ронять Монистовый звон; Обручью костра Навеки верна — Тебе не сестра, Тебе не жена. [16] Пошатываясь, я пошла к выходу из зала, не обращая внимания на выкрики и аплодисменты. Песня закончилась, а боль только начала просыпаться… Та боль, что рвёт сердце на клочки, что заставляет царапать землю в бессильной злобе, обдирая кулаки в кровь. Страшно отпускать дорогого человека в дорогу, невозможно жить без него, но это ничто, по сравнению с тем, что я так и не сказала ему того, самого главного… Он был моим дыханием и моей кровью… А я отпустила его, я потеряла его… Я побежала, не разбирая дороги. Чьи-то руки подхватили меня и заставили застыть ледяной статуей. — Ну же, малышка, не нужно. Прости старого цыгана, что заставил вспомнить. Он ведь погиб, твой Лисси? Или просто ушёл навсегда? |