Книга Длинные руки нейтралитета, страница 129 – Алексей Переяславцев, Михаил Иванов

– Выходит, как татары-людоловы, ишь ты, – заметил старейшина среди Неболтаев, который сам, правда, с таким противником не сталкивался, но слыхал многое. – Давай, Ванятка, читай дале, грамотей.

– Значит, так… «А с Божией помощью через три года стану я ба-ка-лавром». – Чтец остановился, проглядел ещё раз письмо и сказал извиняющимся тоном: – Тут так написано.

– Ништо, продолжай, – снисходительно ободрил отец семейства, явно не желая вдаваться в скользкую тему семантики.

– «…Это здесь так именуется тот, кто университет закончил и должные экзаменации сдал…»

– Ну да, ну да, – небрежно молвил Андроп Анисимович, давая понять, что уж он-то прекрасно знает, кто такие бакалавры.

– «…И уж тогда на службу поступлю. Но учёба нелегко даётся. Бывалоча, прихожу домой и валюсь с копыт, как конь загнанный, только жена и спасает растиркой головы, что лёгкость мыслям придаёт и усталость снимает. Сил не хватает даже в питейное заглянуть. Студенты же тамошние после занятий частенько в трактир захаживают и в напитках себе не отказывают. Пиво здешнее вполне хорошее, и вино виноградное ничем нашему не уступит, хлебное же вино хоть и чище нашего выделано, но дорого весьма, а потому почитается за барскую выпивку. За стопку невеликую тут просят два рубля серебром на наши деньги».

Всё общество, за исключением младшего поколения, дружно ахнуло. Цена показалась невообразимой.

– «…Вино красное идёт по пяти тутошних копеек медью за кувшин и то в трактире, а на базаре можно и за копеечку купить».

Мужская часть аудитории завистливо крякнула.

– «По-нашему здесь мало кто говорит, токмо Маша, да ещё наставница, да муж ея, человек высокоучёный и потому уважаемый, да те, кто в наших краях бывал, да ещё, говорят, живёт тут за морем одна купчиха, которая по-русски хорошо знает. Покупает она наши сказки, также повести, иные книги тож, да переводит их, потом печатает и денежку изрядную на том имеет, но с нею я пока не знаком. Дома мы говорим день на нашенском, день на местном языке, а с детьми супружница лишь на местном говорит, я же на русском. И будут они, значит, гутарить на двух языках».

– Вот это правильно, – поддержал средний брат, – языки вреда не приносят. Ляшский я знаю, так ведь как пригодилось!

– Дай же читать! Ты, внучок, без останову того… продолжай.

– «Вот ещё… Привезли мы из Севастополя двух котят, а таких зверей тут не знают. Тифор Ахмедычу, у которого кошечка, Машины подружки заране предложили по два целковых с полтиною за котёночка, когда появится. Наш Кир вырос большой да пушистый, к детям ласковый, и еду не ворует».

– Нам бы такого… – Это прозвучало шёпотом от младшей внучки, которая хоть и пользовалась дедовым расположением, но не настолько, чтобы полностью утратить осторожность.

– Вот каб добраться до мест, где котята по пяти рублёв пара идут… Но ты читай дале.

– Тут мало осталось… «Мне письмо написать можно, только отсылать надо через его высокоблагородие капитана первого ранга Льва Андреевича Ергомышева в Севастополе, а тот знает. Засим остаюсь почтительным сыном вашим Тихоном Неболтаем». Фу-у-ух! Вот всё, что написано было. Ан нет, тут отдельный листик. Кх-х-хм. «Картину же, что посылаю с письмом вместе, нарисовал не человек, но механизм хитрый, здешними умельцами придуманный, обошлась же она на наши деньги в три рубля. Я же потом ещё такие картинки пришлю. Тихон». Теперь точно всё.

К моменту, когда юный чтец закончил, новость о письме Андропу Неболтаю уже облетела станицу. А потом в доме понадобилась вода, средняя невестка пошла к колодцу и уж там дала волю языку. Рассказ в письме младшего сына Андропа Анисимовича, обильно приукрашенный в пересказах, сделался всеобщим достоянием. Даже внуки и внучки и те купались в восторженном внимании сверстников.

Никто из обитателей станицы Мечётинской не предполагал, что история государства Российского должна была пойти по другому пути, когда бы не воздействие пришельцев из другого мира вкупе с усилиями матросов и офицеров Российского флота, а заодно и казаков, в первую очередь Тихона Неболтая.

Зато наиболее проницательные из казаков предположили, что чужедальние страны окажутся под влиянием, пусть небольшим, пришельца.

– Уж не верю я, Андроп Анисимыч, что твой Тихон совсем ничему не может научить техних, из далёких краёв.

– То верно, – соглашался старый казак. – Тихон, он хоть в книжки много заглядывает, но науку казацкую я в него вдолбил накрепко. Чужакам есть чему поучиться.

Мы охотно согласимся с казацкими умозаключениями. И даже больше скажем: притом что пришельцы из Маэры всеми силами старались блюсти нейтралитет, они невольно изменили настоящее.

Историю многие полагают наукой, описывающей прошлое. Но изменённый ход событий создаёт вероятность изменения будущего для всех: и для участников, и для свидетелей. И на Земле, и на Маэре.