Книга Тени сгущаются, страница 101 – Виктория Шваб

Рай закрыл глаза, уловил сердцебиение брата – эхо своего собственного, постарался позвать его сквозь этот ритмичный стук и сказать… что? Что он сердится? Что сожалеет? Что без Келла ни на что не способен? Что не винит его за бегство? Или винит?

«Вернись домой, – подумал он. – Пожалуйста. Мне без тебя плохо».

В стеклянном зале раздались вежливые аплодисменты. Рай очнулся и снова увидел трех чемпионов. Они вернулись – уже переодевшись, с масками под мышкой, открыв лица.

Хищный, как волк, Рул сразу направился к столу с яствами, где уже вовсю пировали его вескийские друзья.

Тос-ан-Мир пробиралась сквозь толпу в сопровождении своей сестры Тас-он-Мир, той, что проиграла Келлу в первом же раунде. Рай различал их только по самоцветам на темной коже: у Тос-ан-Мир они были огненно-оранжевыми, а у ее сестры перламутрово-голубыми.

Алукард, как всегда, был центром собственной вселенной. Хорошенькая остра что-то шептала ему на ухо накрашенными губками, и пальцы Рая невольно стиснули бокал слишком сильно.

Вдруг кто-то прислонился к колонне рядом с ним. Худощавая фигурка в черном. Лайла выглядела гораздо лучше, чем днем, хотя под глазами у нее еще чернели синяки. Однако у нее хватило бодрости взять с проплывавшего мимо подноса два бокала и протянуть один принцу. Он рассеянно взял его.

– Вернулась, значит.

– Да, – ответила она и обвела рукой бальный зал. – Умеешь ты закатывать праздники.

– На весь Лондон, – уточнил Рай.

– Вот оно что, – протянула она.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, вспомнив сегодняшний поединок.

Она сделала глоток вина, не сводя глаз с толпы гостей.

– Не знаю.

Их окутало молчание. Островок тишины в море звуков.

– Прости, – сказала она так тихо, что Рай едва расслышал.

– За что? – обернулся он к ней.

– Не знаю. Но мне вдруг показалось, что надо извиниться.

Рай сделал большой глоток, всмотрелся в эту странную девчонку, такую угловатую, такую настороженную.

– У Келла всего два лица, – сказал он наконец.

– Всего два? – удивилась Лайла. – Мне казалось, у людей по одному лицу.

– Напротив, мисс Бард, – ты ведь сегодня, судя по одежде, снова Бард? Полагаю, Стейсена отправили куда-то восстанавливать силы? У большинства людей лиц гораздо больше. У меня, например, целый гардероб. – При этих словах он не улыбнулся. Обвел взглядом родителей, арнезийскую знать, Алукарда Эмери. – Но у Келла всего два. Одно для всего остального мира и одно для тех, кого он любит. – Он пригубил вино. – Для нас.

Лайла насупилась:

– Чувство, которое он испытывает ко мне, нельзя назвать любовью.

– Почему? Потому что в нем нет ничего трепетного и нежного? – Рай опять привалился к колонне. – Знаешь, сколько раз он меня лупил до полусмерти – и все из любви? И сколько раз я отвечал ему тем же? Я видел, как он смотрит на тех, кого ненавидит… – Рай покачал головой. – То, что дорого моему брату, можно пересчитать по пальцам. А людей, которых он любит, и того меньше.

– Как ты думаешь, что он сейчас делает? – спросила Лайла.

Рай повертел бокал.

– Судя по тому, что творится у меня с головой, – сказал он, – наверное, топит горе в вине. Так же, как и я.

– Он вернется.

Рай закрыл глаза.

– Я бы не вернулся.

– Вернулся бы, – отозвалась Лайла.

– Нед, – сказал Келл ранним утром. – В прошлый раз ты хотел мне что-то дать. Что?

Нед опустил глаза и покачал головой:

– Да так, ничего особенного.

Но Келл в тот раз видел, как блестели глаза у энтузиаста, и ему стало любопытно.

– Расскажи.

Нед прикусил губу, подумал, затем кивнул. Пошарил под стойкой и достал резную деревяшку длиной примерно с ладонь, узорчатую, с острым концом.

– Что это? – недоуменно спросил Келл.

Нед придвинул к себе краснолондонский лин и поставил деревяшку на острый конец. Убрал руку – деревяшка так и осталась стоять, сохраняя равновесие.

– Магия, – устало улыбнулся Нед. – Так я когда-то думал. Теперь, конечно, понимаю, что никакая это не магия. Просто хитроумный фокус с магнитами. – Он подтолкнул деревяшку пальцем. Она покачалась немного и опять выпрямилась. – Но в юности именно это заставило меня поверить. Даже когда я узнал про фокус, мне все равно хотелось верить. Ведь если здесь нет магии, это не значит, что ее нет совсем. – Он снял деревяшку с монетки, положил на стол и подавил зевок.

– Мне пора идти, – сказал Келл.

– Вы можете остаться.

Время было позднее – или, наоборот, очень раннее, в «Пяти углах» давно не осталось ни одного посетителя.

– Нет, – сказал Келл. – Не могу.

И, не дожидаясь, пока Нед начнет его уговаривать – предложит открыть таверну, отведет Келла наверх, поселит в комнате, той самой, с зеленой дверью и щербиной на стене в том месте, где он пришпилил Лайлу к дереву, той, где он оставил на стене руну поиска, где на полу еще темнели пятна крови Бэррона, – Келл встал и вышел.

Он поднял воротник и шагнул во тьму. По мостам и улицам, тропинкам и паркам Лондона Лайлы. Шел, пока ноги не заболели и виски не выветрилось, и осталась только упрямая боль в груди и жгучая тяжесть вины, совести, долга.

Но и тогда он все равно шел.

И не мог остановиться. Если он остановится, вернутся мысли, а если он будет слишком много думать – то и сам вернется домой.

Он блуждал часами, и только когда ноги стали подкашиваться, сел наконец на скамейку у берега Темзы и прислушался к звукам Серого Лондона, такого похожего на его родной город и в то же время совсем другого.

Здесь от реки не исходил свет. Она тянулась черной лентой, а при первых проблесках зари подернулась лиловым.

Мысленно он будто подбрасывал монетку, решая, что теперь делать.

Бежать.

Вернуться.

Бежать.

Вернуться.

Бежать.

VI

Ожка расхаживала по темным закоулкам возле дворца и злилась на себя.

Упустила. Сама не знает как, но она его упустила. Она целый день искала его в толпе, дождалась ночи, вернулась на свой пост у балкона, но в бальном зале было темно, празднество переместилось куда-то в другое место. По лестнице вверх и вниз текли потоки людей, гости то появлялись, то исчезали, но Келла среди них не было.

Глубокой ночью она увидела пару стражников в великолепных красно-золотых мундирах. Они стояли в тени возле дворцовой лестницы и тихо переговаривались. Ожка достала нож, раздумывая, то ли прирезать их сразу и снять доспехи, то ли помучить немного, выведывая информацию. Но, так и не успев ничего решить, услышала мелькнувшее в их разговоре имя.