
Онлайн книга «Изнанка судьбы»
— Садись, — маг кивает на соседнее кресло, но я качаю головой. Отчего-то мне проще, когда он сидит, а я стою. Может, потому что тогда я смотрю на него сверху вниз? — Сядь, я тебя не съем. — Я не думаю, что ты меня съешь. Но я хотела спросить… Было тому причиной заключенное перемирие или просто время пришло, но сегодня я впервые проснулась с воспоминанием. Нет, обрывки прошлого приходили ко мне и раньше. Картинками без конца и начала, слишком короткими и слишком сумбурными. Они мучили, как мучает забытая песня или стих, когда в памяти засели две-три строчки из середины и ты твердишь их, напрасно силясь вспомнить остальное. А это воспоминание было настоящим. В нем была летняя ночь, ласковое южное море у ног и молчание, разделенное на двоих. Мы шли вдоль берега, песок поскрипывал под ногами, забивался в туфли, пахло солью и водорослями. Проход меж скалами вывел в узкий грот. Где-то впереди, в бархатной темноте плескала вода о камень, а над головой мерцали крупные звезды. Плащ, расстеленный на камне, вкус его губ, объятия… Искры от горящего без дров костра, уходящие в небо, брошенная одежда, море теплое, бесстыдно ласкающее обнаженную кожу. И другие ласки, еще более бесстыдные, жаркие. Разговоры и поцелуи до рассвета, соль на губах, розовая полоска над морем, дорога обратно — к домику на берегу. Я знала, что Элвин не лгал, когда говорил о прошлом. Но одно дело знать, а совсем другое — понимать, чувствовать, верить. Помнить. Воспоминание пахло счастьем. В нем было столько простого и ясного счастья, что еще чуть-чуть, и я смогла бы его потрогать. Я лежала в кровати и всматривалась в вернувшийся осколок памяти снова и снова, пока не разрыдалась. В то мгновение, кажется, отдала бы что угодно, включая душу, чтобы вернуть все забытое. И я впервые задумалась: так ли ужасна моя новая жизнь? Впервые подумала, каково это — когда тебя забывает самый близкий человек. Пыталась представить, что меня навсегда забыл отец или Риккардо, но так и не смогла. — …да, спросить. Элвин кивает: — Спрашивай. — Ты правда меня любишь? — это звучит почти жалобно. Он мягко улыбается: — Думаешь, иначе я стал бы это терпеть? И от спокойной грустной нежности, что звучит в его словах, мне вдруг становится невыносимо стыдно. Стыдно за истерики, споры, оскорбления, дерзости. За враждебность и желание подчинить, взять вверх, доказать что-то. За то, что я его не люблю. Не люблю? Ведь правда?! — Прости. Я… я не знаю, что со мной происходит! — Я вижу, — горячие пальцы ложатся поверх моих, чуть поглаживают и ласкают запястье. — Скажи, — я перехожу на шепот. — А как у нас… все было? — Хороший вопрос, сеньорита, — он задумывается. — В двух словах не расскажешь. — Можно в трех. — Тогда тебе все же придется сесть, — его улыбка становится хитрой. — И лучше — поближе. Потому что я собираюсь говорить очень тихо. Я фыркаю и опускаюсь на подлокотник кресла: — Так — достаточно близко? — Сойдет, — он обнимает меня за талию, вынуждая придвинуться и положить руку ему на плечо. Надо бы возмутиться, но не хочу спорить. Устала с ним ссориться. — У нас все было по-разному. Одно время мы много путешествовали. Ты хотела увидеть мир, а я хотел его тебе показать. — «Много» — это сколько? — Почти два года. Медовый месяц несколько затянулся. Потом, когда мы вернулись в Рондомион, ты увлеклась благотворительностью: сиротские приюты, больница для бедняков и прочие бездонные ямы, в которые сеньорите нравится бросать деньги. Совру, если скажу, что знаю подробности. Еще ты занималась юриспруденцией, а я занимался магией и всех раздражал. Ну, как обычно. Зря смеешься, между прочим. — Я не смеюсь. Странное чувство, как будто мы уже не раз сидели так, в обнимку, и я слушала его ироничные рассуждения. Так уютно и хорошо. Правильно. — Мы посещали театр, оперу и эти нудные приемы в королевском дворце. Даже купили дом в человеческом мире. Я продал его после скандала с виконтом Уотерхорса. — Скандала? Кто такой виконт Уотерхорс? — Твой второй муж, моя радость. Кстати, мне нравится, что его ты тоже забыла, — он прижимает меня к себе чуть крепче. — Виконт узнал сеньориту и был несколько несдержан. Из-за него мы в первый раз всерьез поругались. — Почему? — Сеньорите очень не понравилось, что я вызвал надутого хмыря на дуэль. — Ты его… — перед глазами встает безжизненное лицо Лоренцо, и я пытаюсь встать, но Элвин не дает мне этого сделать. Я отпихиваю его, но это все равно что пытаться сдвинуть скалу. — Пусти. — Чуть позже — непременно, — обещает он и тянет меня к себе, заставляя соскользнуть с подлокотника к нему на колени. — Пусти меня! — Тс-с-с, Фран! Я никого не убивал. Просто выпорол шпагой. Знаешь, мне тоже не нравится, когда мутный тип в почтенном возрасте начинает претендовать на мою женщину. — Я не твоя! — я прекращаю вырываться и расслабляюсь. Все равно ведь не отпустит. — Была моя, — очень тихо говорит Элвин. Я заглядываю в его глаза, и внутри что-то обрывается. Это как балансировать на краю бездны, как ждать чего-то желанного и жуткого в полушаге от точки невозврата. Память разворачивает веер с сотней картин из нашего общего прошлого. Слишком отрывистые и короткие, они проносятся так быстро, что я не успеваю их осмыслить. Близость Элвина странно действует на меня. Чувствую себя слабой, но в этом ощущении нет привычного и ненавистного бессилия. Я вдруг понимаю: любит он меня или не любит, а управлять им не получится. И не надо, наверное. Может, и к лучшему, что он сильнее? Может, мне не стоит его бояться? И словно извне кто-то вкрадчивым шепотом вкладывает в голову мысль, как ядовитую колючку. — Ты ведь не меня на самом деле любишь, а ее! Ту Франческу! Его брови взлетают вверх в гримасе преувеличенного удивления: — Да здравствует раздвоение личности?! — Я просто похожа. То же лицо и тело… — Тот же вредный характер и ослиное упрямство, — подсказывает он. — Но я не знаю языков. И забыла юриспруденцию. — Проклятье, ты права! На кой ляд мне сдалась жена, которая ни гриска не смыслит в законах? — Я серьезно! — И я серьезно, — а сам улыбается, гад. — Я знаю только одну Франческу Рино. Вот и спорь с ним. |