Онлайн книга «Николай Николаевич»
|
— Но терять за Дунаем моих гвардейцев тысячами? Бросать их в пекло?.. — Надо решаться, ваше величество. Гвардейские дивизии и корпус гренадер, с их выучкой и опытом, никакие резервы заменить не смогут. Хотя и они крайне нужны армии для восполнения потерь. — Что ещё хотел бы получить главнокомандующий? — Нужно добавить в армию казачьих полков. Им здесь полный простор для диверсий по турецким тылам. Да и кому, как не им, бороться с этими башибузуками, которые столько уже болгарских сел спалили. — Значит, ты просишь у меня гвардию, гренадерский корпус и ещё казаков? — Да, ваше величество. Прошу того, чем всегда отличалась русская военная сила. — Хорошо, Николай. Я подумаю... Александру II пришлось согласиться на вызов за Дунай не только гренадерского корпуса, но и войск императорской гвардии и Санкт-Петербургского военного округа. Получив на то высочайшее разрешение, Николай Николаевич-Старший отправил в столицу на имя начальника окружного штаба генерал-лейтенанта графа Шувалова телеграмму: «Гвардейскую лёгкую дивизию надо живо подготовить и выслать первую. Гвардейская стрелковая бригада и сапёрный батальон тоже отправляются. Передай молодцам, моему детищу гвардии, что жду их с чрезвычайным нетерпением...» * * * Генерал-лейтенант Криденер, командир 9-го армейского корпуса, и после «второй Плевны» продолжал оставаться старшим начальником в войсках, обложивших крепость. Император и главнокомандующий решили пока не передавать старшинство кому-то другому. Впрочем, такого человека ими ещё не виделось. Но в армейском штабе понимали, что Криденера надо отстранять от старшего начальства. Один из адъютантов великого князя полковник Михаил Газенкампф оставил в своём дневнике такую запись: «26 июля. Вторник. Вчера вернулись в Чауш-Магалу с Плевенских позиций. Впечатления не особенно приятные. Объехали все наши позиции верхом. Войска расположены побригадно на протяжении около тридцати вёрст: все какие-то особняки, без прочной связи. Сторожевые посты от трёх разных корпусов (4,9 и 11-го) не имеют общего начальника. Никто их не проверяет. Сведений о неприятеле по-прежнему никаких. Из разговоров и рассказов участников сражения 18 июля очевидно, что барон Криденер и его начальник штаба Шнитников утратили всякое доверие в войсках. Да и вообще доверие ко всем начальствующим лицам сильно подорвано. Одного Скобелева всё единогласно восхваляют. Многие убеждены, что если б его своевременно поддержали на левом фланге, то сражение решилось бы в нашу пользу: утверждают, будто бы турки уже приготовились к отступлению и даже начали вытягивать свои обозы на Софийскую дорогу...» «Вторая Плевна», равно как и «первая», показала несоответствие духа нижних чинов, шедших на смерть во время штурмов, с готовностью высшего командного состава руководить бойцами. Это было то, о чём старались вслух не говорить ни в императорской Главной квартире, ни в армейской Ставке, ни в ближнем окружении Николая Николаевича-Старшего. Хотя такой «пробел» не видеться просто не мог. И всё же военачальники, которые и людей посылали на гибель, и сами шли в первых рядах среди своих солдат, оставили немало строк, в которых старались осмыслить несоответствие двух начал в любой войне: готовность побеждать у солдат и у их старших начальников. Так, полковник Бискупский, участник штурма Плевны 18 июля, писал: «Мы думаем, что высокие качества русского солдата и русского офицера, выручавшего иногда их начальников, примет в соображение и настоящий Мольтке и будущий военный талант в любой европейской армии. А нам, начальникам этого солдата, нам надо преклоняться перед его великими качествами и приготовить себя, дабы извлекать из них пользу, а не тратить жизнь солдата без всякой пользы». Вторая плевенская неудача имела самый широкий резонанс в глазах россиян. Они действительно ждали новой победы, посчитав первую неудачу ошибкой случайной и вовсе не роковой. Ни Александр II, ни главнокомандующий действующей армии не могли «пропустить мимо своих ушей» мнение верноподданных соотечественников. Вскоре после «второй Плевны» у Николая Николаевича-Старшего состоялся такой разговор с военным министром Милютиным: — Дмитрий Алексеевич, я сегодня читал последние столичные и московские газеты. В них много непонимания нашей неудачи. Генерала Криденера обвиняют бог знает в чём. — Если бы только одного барона газетчики словом гладили, ваше высочество. Между строк можно прочитать и другие имена. Моё, к примеру. — А вас-то за что репортёрам вспоминать неласковым словом? — Есть, видимо, за что, ваше высочество. — Но ведь то пишут люди сугубо гражданские. Порой такое в газетах высказывают, что диву даёшься. — Да молено не читать, а послушать наших гражданских лиц, которых и в Главной императорской квартире, да и в вашем штабе сегодня хоть отбавляй. Что говорят эти штатские, то говорят и в России. — Хорошо, но если эти кипы газет не читать, тогда кого из прикомандированных к армии штатских можно, на ваш взгляд, послушать, чтобы знать, что говорят в Отечестве? — Пожалуй, лучше всего о плевенских делах рассуждает наш врач Боткин, да и он поближе к штабу армии будет. — Это тот Боткин, что у князя Милана командовал санитарным отрядом? — Да, ваше высочество. Боткин в Дунайскую армию со своими сёстрами милосердия перебрался из Сербии. Образованнейший человек и как врач очень талантлив. — Он может судить о наших неудачах под Плевной? — Боткин видит их со своих высот. И к тому же его имя не сходит с первых страниц российских газет... Великий князь найдёт повод и время лично познакомиться с врачом, чьё имя в Сербии произносилось только с благодарностью. Боткин действительно помог Николаю Романову прочувствовать то, как остро в Отечестве относятся к неудачам русской армии за Дунаем. Сам Боткин об июньских делах высказывался в письмах из Болгарии так: «Будем надеяться на русского человека, на его мощь, на его звезду в будущем. Может быть, он со своей несокрушимой силой сумеет выбраться из беды, несмотря на стратегов, интендантов и тому подобное. Ведь надо ближе посмотреть на русского солдата, чтобы со злобой относиться к тем, которые не умеют руководить им. Ты видишь в нём силу, и смысл, и покорность. Всякая неудача должна позором ложиться на тех, которые не сумели пользоваться этой силой...» «Вопрос: кто же виноват во всех неудачах?.. Недостаток культуры, по-моему, лежит в основе всего развернувшегося перед нашими глазами... Надо трудиться, надо учиться, надо иметь больше знаний, и тогда не придётся получать уроков ни от Османов, ни от Сулейманов...» |