Онлайн книга «Николай Николаевич»
|
— Ваше величество, я подготовил за сегодняшним числом проект приказа о снятии с Шипкинской позиции 24-й дивизии. Её надо отвести в тыл для переформирования. — Я вам разрешаю подписать приказ. А что делать с Гершельманом, ведь он мой генерал-адъютант! — То, что его надо снимать с должности тем же приказом, сомнений нет. А вот куда девать его? Пожалуй, лучше прикомандировать к моего штабу. — Хорошо. Дивизию на отдых и переформирование, её командира — в ваше распоряжение. Но под командование ему людей на войне больше не давать. — Почему, ваше величество? Вдруг это потребует какой-нибудь военный случай! — Николай, я знаю Гершельмана лучше, чем ты. Думается, что контузия в голову в Венгерском походе при форсировании Тиссы не прошла для него бесследно... 24-я пехотная дивизия 6 декабря 1877 года была снята с Шипкинской позиции и отведена в тыл. До самого конца войны в боевых действиях она участия больше не принимала. Такова была её фронтовая судьба. Её начальник Турецкую войну закончил при штабе главнокомандующего. Впоследствии он продолжил службу в столичном военном округе, ни чем не командуя и оставаясь в императорской свите. «Балканские заслуги» Гершельмана, который «заморозил» на Шипке полдивизии, не помешали, однако, ему получить звание генерала от инфантерии. К слову сказать, боевые потери героических защитников Шипкинского перевала за всё время боёв составили 4 тысячи человек. Санитарные же потери больными и обмороженными насчитывали 11 тысяч человек. Половина их пришлась на три полка «замерзшей» 24-й пехотной дивизии. * * * В конце лета полки гвардии и её артиллерия покинули столичный Санкт-Петербург. На каждый пехотный или кавалерийский полк в среднем требовалось по шесть железнодорожных эшелонов. Во всех батальонах, эскадронах и батареях была зачитана телеграмма главнокомандующего великого князя Николая Николаевича-Старшего. Он поздравлял «своё родное детище» — гвардию с мобилизацией и походом на Дунай. Один из офицеров лейб-гвардии Гренадерского полка Гредякин оставил в своём «Дневнике» такие записи об убытии из столицы на Турецкую войну: «21-го августа. Николаевская ж. д. В воскресенье и для нашего полка наступила очередь проститься со всем дорогим и отдаться полной неизвестности своей будущности. Выступление из Петербурга проходило по-эшелонно, причём весь полк был разбит на шесть эшелонов; первый из них выступил в семь часов двадцать минут утра, а последний в пять часов вечера. В день выступления в полку состояло 54 офицера и 3350 штыков. Так как мне приходилось отправиться с пятым эшелоном, выступившим в четыре часа десять минут дня, то я воспользовался свободным утром, чтобы сделать ещё кое-какие последние закупки и ими завершить мои сборы в поход. Около трёх часов дня я отправился на станцию Николаевской железной дороги. При выходе из экипажа мы были поражены густою массою народа, провожавшую отъезжавших. Сам же вокзал и платформа были в буквальном смысле слова запружены родными и знакомыми, которыми гвардейские офицеры в большинстве случаев очень богаты. Поезд тронулся в четыре часа десять минут дня. Ещё после первого звонка хор музыки заиграл «полковой марш», но только что раздался третий, как музыка замолкла и наш знаменитый кларнетист Белицкий исполнил соло из романса «Помолись, милый друг, за меня». Мелодия этого романса, соединённая с последним свистком поезда и неумолкаемым прощальным «ура!», без сомнения, должна была произвести не особо приятное впечатление на остающихся родных и усилила и без того обильные и неизбежные в таких случаях слёзы. Прощаясь с родными, большинство из нас выдержали характер, но грустное и очень тяжёлое чувство камнем легло на душу, когда все дорогие лица скрылись из наших глаз». «22-го августа. Продолжаем движение на Москву». «23-го августа. Москва. В Москву мы прибыли в пять часов сорок минут утра... Люди размещены частью в Спасских, а частью в Покровских казармах, офицеры же в гостиницах. Наш эшелон разместили в гостинице Толмачева. Сегодня утром, будучи в Покровских казармах, встретил командира полка, который на основании только что полученного им из действующей армии письма сообщил, что государь с нетерпением ждёт нас на театр военных действий и возлагает на гвардию все свои надежды. Наши солдатики ведут себя примерно: пьяных почти не видно». «24-го августа. Московско-Курская ж. д. Из Москвы наш эшелон тронулся в пять часов дня, при отходе поезда не только платформа, но и вся местность, прилегающая к ней, были покрыты густыми толпами народа, провожавшими нас громкими «ура!». «25-го августа. Продолжаем движение на Курск. На одной из промежуточных станций местные жители раздавали нашим солдатикам полубелый хлеб. В Бастьеве мы встретились с санитарным поездом. В нём было много выздоравливающих, но были также безрукие, безногие и с обезображенными лицами. Как офицеры, так и солдаты тотчас же бросились к своим пострадавшим товарищам, расспрашивали их о делах и желали скорейшего выздоровления; раненые в свою очередь желали нам благополучного возвращения на родину. Здесь в первый раз даже при самом поверхностном осмотре нам невольно бросилась в глаза замечательная заботливость и внимание к раненым, оказываемые им со стороны сестёр милосердия. В устройстве вагонов видна полная предусмотрительность: здесь на каждом шагу попадаются всевозможные приспособления для всех родов ран. Это был один из санитарных поездов цесаревны. (Марии Фёдоровны, жены цесаревича Александра Александровича. — А. Ш.) Когда тронулись наши товарищи, уже успевшие пролить свою кровь за Отечество, то мы провожали их «Полковым маршем» и громким «ура!». «26-го августа. Курско-Киевская ж. д. В Курск мы прибыли в час тридцать минут ночи. Нижних чинов разместили в деревне...» * * * Прибытие на театр войны первых эшелонов войск гвардии и гренадерского корпуса и появление румынской армии под Плевной позволяли русскому главнокомандующему начать против турок активные наступательные действия. В первой половине августа он сделал личный доклад императору Александру II о своих операционных планах: — Ваше величество, войска императорской гвардии, её 1-я пехотная дивизия, часть кавалерии уже вступили в Румынское княжество. На подходе гренадеры. — Значит, армия пополняется. Что она будет иметь в своих рядах к началу осени? — По расчётам моего штаба, 211 с половиной тысяч человек. Если, разумеется, мы не понесём заметных потерь. |