Книга Анна Петровна. Привенчанная цесаревна, страница 75 – Нина Молева

— Редко такие речи у нас услышишь. Сына-то как назвали? В честь царственного деда, слышал?

— Прости, великий государь, не столько о покойном Иоанне Алексеевиче думали, сколько обо мне. Пусть отцовское имя носит. Говорят, оно счастье приносит. Простые люди говорят.

— Разве у простых. А крёстных родителей сам тебе назначу. Цесаревне Анне Петровне поклонись да великому князю Петру Алексеевичу. Так и дитё твоё в семействе нашем останется.

— Государь, могу ли радостное известие царевне Прасковье Иоанновне сообщить? Поди, извелась вся. Слухом земля полнится, а от меня ничего нету.

— Прасковья Иоанновна не изведётся, не бойсь. Характер не тот. Нам бы у неё поучиться, вот что.

* * *

Пётр I, А. В. Макаров, цесаревна Анна Петровна

— Макаров, за цесаревной пошли старшей. Попросили бы Анну Петровну, коли во дворце, ко мне прийти.

— Что вы, ваше величество, её высочество цесаревна сколько раз спрашивалась, нельзя ли вас увидеть. Очень беспокоилась, нет ли у вас, государь, неприятности какой.

— Одной Аннушке во дворце до меня дела, знаю. Так что, послал ли? Перед тем как на Адмиралтейский двор ехать, с ней потолковать надобно.

— Государь батюшка! Ваше величество!

— Прибежала, Аннушка, вот и славно. Макаров, двери закрой. Никого не впускать. Занят я. Садись, садись, дочушка. Слыхала уже, какая конфузил при дворе разразилася? Какой сюрприз нам царевна Прасковья Иоанновна всем приготовила? Или давно знала да помалкивала?

— Нет, батюшка, до сего дня ни о чём не знала.

— А кабы знала, мне выдала?

— Государь, что в задний след вопросы задавать? То время прошло, как мне за него сегодня отвечать.

— Не выдала бы, значит. По бабьему вашему единомыслию.

— Да ведь никогда мы с царевнами Иоанновнами дружбы не водили, государь, сам вспомни. Они нас насколько старше.

— Поди, не один возраст.

— Трудно судить, государь. Мы для них девочками были. А так чтоб симпатия, не было симпатии. Правды не скроешь. Тётенька, государыня царевна Наталья Алексеевна, совсем другое. Иной раз и не поймёшь, кого больше любишь — государыню матушку, её ли.

— Ты от дела-то не отходи, Аннушка. Значит, сейчас уже знаешь, родила царевна сына.

— Знаю, батюшка.

— Так вот хочу, чтобы ты его крёстной матерью стала.

— Я, батюшка? Но ведь...

— Думаешь, привалянной младенец. Нет, Аннушка, они с Иваном Ильичом Дмитриевым-Мамоновым так исхитрились, что ещё год назад обвенчались, когда Прасковья в Москву ездила. Брат персонных дел мастера Ивана Никитина, поп Иродион их в своём приходе у Тверских ворот и обвенчал. Помнишь ли, он у Иоасафа Царевича Индийского в Измайлове настоятелем был, пока Прасковья Фёдоровна, вдовая царица, со всем хозяйством своим в Петербург не перебралась. Хотя где ж тебе помнить: мала была.

— Вот и слава Богу, значит, и стыда никакого нет.

— Для людей, может, и нет. Но объявлять сей брак не могу и не стану. Жить могут в супружестве, а при дворе каждый сам по себе.

— Твой приказ — закон, государь.

— Да не о том я. Был у царевны.

— Государь?!

— Был, был. Разобраться во всём сам хотел. Велел Порасковье отречение от престола Российского за себя и всех своих потомков написать, а она дубом встала: не подпишу, и весь сказ.

— А зачем отречение, государь?

— Меньше народу у престола толпиться будет, вот затем.

— Только, государь, ни Анна Иоанновна, ни Екатерина Иоанновна отречений таких не подписывали.

— Не подписывали. Так мне подманить их супругов надо было, разве непонятно? Им и так до престола нашего никогда не дойти, а без отречения всё что-то впереди мерещиться будет.

— Понять можно, батюшка, а Прасковья...

— Слушай, Аннушка, у тех двух потомства больше не будет. Елизавету Мекленбургскую, лютеранского исповедания, за какого-никакого владетельного графа или князя сосватаем — невелико дело. А Прасковья здесь, и родился у неё сын. Понимаешь, Аннушка, сын! Вот в чём загвоздка.

— Государь, но брак-то у неё, как в Европе говорят, морганатический. Какой уж тут у младенца престол может быть? Одни мечтания несбыточные.

— А ты про бастардов на престолах европейских никогда не слыхала? Бастардов? А тут дитя законное, да и у батюшки сторонники в наших краях бесперечь найдутся. В случае чего поддержат лучше стрельцов всяких.

— Батюшка, что сталося, то сталося.

— И то верно. Приказал я, чтоб брак всенародно не объявлять, царевне с Мамоновым в супружеской комитиве в её дворце проживать, а про младенца нигде тем паче не поминать. Мамонова лейтенантом корпуса кавалергардов назначу — пускай покрасуется, поймёт, что нет с моей стороны досады на него никакой. А тебя, цесаревна моя, прошу, чтобы новорождённого Ивана от купели приняла. А с тобой вместе племянник твой будет — великий князь Пётр Алексеевич. Спорить не станешь?

— Как бы я посмела, государь! Но только и впрямь лучше, кажется, и не придумать. Выходит, надо мне сегодня же ехать роженицу поздравлять.

— Умница! Всенепременно. И Лизаньку с собой захвати. Тогда и вовсе по-семейному получится.

— Ой, государь, камень с сердца свалился, что не гневаешься ты боле, себя не терзаешь.

— Не гневаюсь? Смеёшься, что ли? Алексашка их свёл. Алексашкины это нечистые дела. Их ему во веки веков не прощу и не забуду. Крал всю жизнь без меры, лихоимничал, теперь ещё и за сводничество принялся, голодранец проклятый. Нет ему больше веры ни в чём. Палка моя погуляла по его плечам, да он привычный. Перетерпит и опять за своё. Только теперь и заступничество Екатерины Алексеевны ему не поможет. Она всегда за него горой. Теперь-то что, интересно, скажет?

— Может, он и не так виноват, батюшка.

— Не виноват? Ты дворец его у Мясницких ворот в Москве знаешь? С церковью, что он выше Ивана Великого вывести решил — Архангела Гавриила? А бок о бок двор Ивана Ильича. Царевна ваша будто бы в гости к супруге да золовке светлейшего, а в саду через забор к вояке нашему. Что теперь скажешь? Перехитрили государя али нет?

* * *

Пётр I, цесаревна Анна Петровна

Который день с государем поговорить надо бы. Где там! Толкуют, снаряжением флота занят. Чистый метеор между верфями и Петербургом мелькает. Даром что лето в разгаре, ни праздниками, ни балами не интересуется. Потешных огней и тех пускать не стал. На всё один ответ: не ко времени. А ведь нездоровится батюшке. Крепко нездоровится. Один остаётся, сразу видно, перемогается. Губы в кровь закусит, а говорить начнёт будто ни в чём не бывало. Идёт — галька из-под ног во все стороны летит.