Книга Нити судьбы, страница 80 – Мария Дуэньяс

— Му goodness ^[62], — пробормотал Логан. — Как вам удалось это выяснить?

Мы по-прежнему не смотрели друг на друга, следя взглядом за верховным комиссаром, который, отвечая на приветствия, направлялся к украшенной трибуне, где в тот момент устанавливали микрофон.

— Я случайно оказалась в комнате, где состоялись эти переговоры.

— Они говорили в вашем присутствии?! — изумленно воскликнул журналист.

— Они меня не видели. Это довольно длинная история, я расскажу ее как-нибудь в другой раз.

— Хорошо. И еще один вопрос: они называли какие-то даты?

Микрофон издал громкий и неприятный треск, и послышался голос: «Проверка, проверка».

— Все детали уже готовы и находятся в порту Гамбурга. Как только будет получено согласие Каудильо, их доставят в Сеуту и приступят к строительству.

В этот момент мы увидели, как полковник легко взобрался на подмостки и жестом пригласил Серрано присоединиться. Он держался уверенно и с улыбкой приветствовал гостей. Я, в свою очередь, тоже решила задать Логану пару вопросов:

— Как вы считаете, Бейгбедеру следует знать, что затевается за его спиной? Мне стоит рассказать обо всем Розалинде?

Журналист задумался, по-прежнему не отрывая взгляда от двух людей, которым бурно аплодировали собравшиеся.

— Думаю, да, ему следовало бы это узнать. Только, мне кажется, будет лучше, если он получит информацию не через вас и сеньору Фокс — это может вас скомпрометировать. Положитесь на меня и ничего не говорите своей подруге, я найду способ сообщить обо всем верховному комиссару.

Логан замолчал на несколько секунд, словно еще раз обдумывая все услышанное.

— Знаете что, Сира? — наконец повернулся он ко мне. — Не представляю, как вам это удалось, но вы раздобыли потрясающую информацию, я и не рассчитывал узнать нечто подобное на этом приеме. Даже не ведаю, как вас благодарить…

— Очень просто, — прервала его я.

— И как же?

В этот момент оркестр халифа торжественно заиграл «Лицом к солнцу», и десятки рук взмыли вверх, словно подброшенные пружиной. Я поднялась на цыпочки и прошептала Логану на ухо:

— Уведите меня отсюда.

Он молча протянул мне руку. Я стиснула ее, и мы стали пробираться в глубь сада. Поняв, что нас уже никто не видит, мы бросились бежать в темноте.

31

На следующее утро моя жизнь потекла в другом ритме. В первый раз за несколько недель я не поднялась на рассвете, не выпила торопливо кофе и не взялась за работу в мастерской, подгоняемая срочностью заказов. Лихорадочные хлопоты остались позади, и я начала день с длительного приема ванны, которым мне не удалось насладиться накануне. Потом я вышла на прогулку и отправилась к Розалинде.

Из слов Бейгбедера я сделала вывод, что ее недомогание временное и не очень серьезное — досадное расстройство, не более того. Поэтому ожидала встретить подругу в ее обычном расположении духа — жаждущей рассказа о пропущенном приеме и комментариев о продемонстрированных там нарядах: кто оказался элегантнее всех, а кто отличился безвкусием.

Служанка провела меня к Розалинде, все еще лежавшей в постели, среди подушек. Ставни в ее комнате были закрыты, в спертом воздухе пахло табаком и лекарствами. Дом был просторный и очень красивый: мавританская архитектура, английская мебель и царивший кругом экзотический хаос — на коврах и диванах валялись граммофонные пластинки без чехлов, конверты с надписью «Авиапочта», шелковые платки и чашки из стаффордширского фарфора с недопитым чаем.

Однако в то утро Розалинда совсем не соответствовала образу хозяйки роскошного особняка.

— Как у тебя дела? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал не слишком встревоженно. Между тем вид англичанки действительно внушал беспокойство: бледная, с кругами под глазами и грязными волосами, она лежала на измятой постели со свисавшими до пола простынями.

— Ужасно, — уныло ответила Розалинда. — Чувствую себя хуже некуда, но садись, — похлопала она ладонью по краю кровати. — Моя болезнь не заразна.

— Хуан Луис сказал вчера, что у тебя что-то с кишечником, — произнесла я, устраиваясь рядом с ней, предварительно убрав несколько смятых платков, пепельницу, полную недокуренных сигарет, недоеденную пачку сливочного печенья и множество крошек.

— That’s right ^[63], но есть новости и похуже. Хуан Луис еще не знает об этом. Я собираюсь рассказать ему сегодня вечером — не хотела беспокоить его в последний день визита Серрано.

— Что за новости?

— Вот! — воскликнула она, схватив своими длинными и цепкими пальцами какую-то телеграмму. — Это из-за нее я заболела, а вовсе не из-за приготовлений к визиту. Это ужасно, просто ужасно.

Я смотрела на Розалинду с недоумением, и она наконец пояснила:

— Я получила ее вчера. Питер приезжает через шесть недель.

— Кто такой Питер? — спросила я, не припоминая, чтобы она когда-нибудь рассказывала мне о знакомом с таким именем.

Розалинда взглянула на меня с таким выражением, будто я задала ей самый нелепый вопрос.

— Боже мой, Сира, ну кто же еще: Питер — мой муж!

Питер Фокс должен был прибыть в Танжер на пароходе компании «Пенд О», собираясь провести некоторое время с женой и сыном, после того как почти пять лет едва поддерживал с ними отношения. Он все еще жил в Калькутте, но решил время от времени наведываться на Запад — вероятно, собираясь рано или поздно покинуть Индию, где в последнее время все сильнее разворачивалась освободительная борьба. И конечно же, наиболее подходящим вариантом в этом случае ему казалось воссоединение с семьей.

— И он будет жить здесь, в этом доме? — недоверчиво спросила я.

Розалинда подожгла сигарету и, жадно втянув дым, кивнула:

— Or course he will ^[64]. Ну конечно, он же мой муж и имеет на это полное право.

— Но я думала, вы с ним расстались…

— Фактически — да, но официально — нет.

— И тебе не приходило в голову с ним развестись?

Розалинда вновь с жадностью затянулась.

— Тысячу раз. Но он не дает мне развод.

И она поведала свою историю, заставившую взглянуть на нее по-другому. Как оказалось, жизнь Розалинды была далеко не безоблачной.

— Я вышла замуж в шестнадцать лет; ему было тридцать четыре. До этого я пять лет провела в интернате в Англии: уехала из Индии совсем ребенком, а вернулась почти девушкой на выданье и с жадностью окунулась в светскую жизнь колониальной Калькутты. Вскоре меня познакомили с Питером, другом моего отца. Он показался мне самым привлекательным мужчиной, которого я когда-либо встречала в своей жизни; правда, в то время среди моих знакомых и не было в общем-то никаких мужчин. Он был веселым и обаятельным и в любом обществе становился центром внимания. Зрелый, мужественный, из аристократической английской семьи, уже давно обосновавшейся в Индии. Я влюбилась в него как сумасшедшая или по крайней мере так мне тогда казалось. Пять месяцев спустя мы уже были женаты и поселились в великолепном поместье с конюшнями, теннисным кортом и четырнадцатью комнатами для прислуги. Мы держали к тому же четверых индийских мальчишек, которые должны были подносить мячи, если нам вздумается поиграть, представляешь? Мы жили невероятно насыщенной жизнью: я обожала танцевать и кататься на лошади, отлично стреляла и играла в гольф. Это был непрекращающийся круговорот праздников и приемов. Через некоторое время родился Джонни. Наше существование казалось идиллическим, нас окружал мир роскоши и великолепия, но очень скоро мне пришлось убедиться, насколько хрупка эта идиллия.