Онлайн книга «Беглая принцесса и прочие неприятности. Военно-магическое училище»
|
– Открыть? – Могу смело утверждать, что со слухом у тебя пока все в порядке. Открывай глаза, только не торопись, дай себе привыкнуть, если будешь испытывать дискомфорт. Герман кивнул. Сначала было немного страшно – ничего не увидеть. Но вот сквозь узкую щелку пробился дневной свет. Герман смахнул с ресниц набежавшие слезы и попробовал еще раз. Сквозь мутную пелену проступили очертания комнаты, светлый прямоугольник окна сбоку, стол, а ближе всего – силуэт мастера Гоша. А Герман уже успел забыть, как внушительно он выглядит с этим правильным, но очень суровым лицом. Впрочем, мелкие детали пока смазывались, к тому же очень быстро глаза защипало и слезы хлынули градом. – Это нормальная реакция, – прокомментировал Гош и пальцами безжалостно приподнял ему одно веко, светя в глаз тонким фонариком. – Через пять минут повтори попытку, если будет то же самое, выжди еще пять минут. А потом переодевайся в форму и дуй отсюда. Больше тебе здесь делать нечего. – А Стефания Дидрик? – Выписалась вчера, – не оборачиваясь, ответил Гош и, закончив записи, протянул Герману тонкую тетрадь. – Отдашь дежурной. За конторкой скучала студентка-старшекурсница. При виде Германа она расцвела приветливой улыбкой. – Уже выписываешься? – Она приняла медицинскую карту и убрала в стол. – Здорово! Мастер Гош и мертвого на ноги поставит. В ее голосе слышалось то же обожание, что изредка проскальзывало в речи Марка. Все студенты-медики и медмаги были в восторге от Гоша. – Да, уже. Спасибо. – Герман сощурился, глаза все еще болезненно реагировали на свет. – Скажи, пожалуйста, а Альберт Кельвин из отдела для тяжелораненых уже выписался? Девушка сверилась с записями в журнале. – Кельвин… Такой хорошенький и белокурый? Да, сегодня с утра, правда, пришлось применить силу. Он никак не желал уходить, все к кому-то рвался. Я не знаю, мне друг рассказывал. А что? Твой знакомый? – Однокурсник, – отмахнулся Герман и, попрощавшись, покинул медицинское крыло. Он уходил последним, значит, все уже собрались и ждали только его. Герман ненадолго остановился, с наслаждением подставляя лицо солнышку, которое будто торопилось отдать все тепло до скорого прихода холодов. Его ждали. Это было необычно и очень приятно. В фойе общежития было все так же темно и прохладно, ступени привели его на третий этаж, из-за двери с табличкой «313» слышались голоса. Герман остановился и подумал, что, кажется, не был тут целую вечность. Достал чистый платок и тщательно промокнул слезы, а то еще подумают, что он растрогался. – Он скоро придет, сядь ты уже. – Его надо встретить! Вдруг он споткнется, упадет с лестницы, сломает что-нибудь… – Разве что стену лбом прошибет, – хмыкнул Рене. – Наш Герман крепче, чем кажется. Утихомирься, красавчик, или я тебя привяжу. – Ты не понимаешь, он же… он же теперь такой беззащитный! – Берт готов был разрыдаться, и Герман решительно распахнул дверь. Берт цеплялся за рубаху Рене, рыжий цеплялся за стул, чтобы не упасть под таким напором, Ситри без особого усилия держала Берта за воротник. А Стефания стояла у окна и смотрела на улицу. – Всем привет, – поздоровался Герман, не сводя с девушки взгляда. Казалось, что она растворяется в ярком свете, хотя на самом деле на глазах просто снова выступили слезы. – Гера, – за всех констатировал Рене. Берт пару раз растерянно моргнул, а потом выпустил рыжего, и Герман понял, что не успеет уклониться. – Герма-а-ан! – Юноша рванулся к нему, чудом не оставив в кулаке Ситри свой воротник. – Наконец-то, Герма-а-ан! Поморщились все, но никто не стал затыкать захлебывающегося в эмоциях Берта. Он сгреб Германа в охапку и поднял над полом. Герман только сдавленно захрипел: – Поставь. Поставь на место!.. – Герман, я так переживал! Так переживал! – Берт выполнил требование, но зато впился в него как клещ и без предупреждения разразился плачем. – Это все из-за меня, я знаю! Учитель Гротт сказал, что ты обидишься, но поймешь. Ты ведь не обижаешься на меня? Скажи, что не обижаешься! Герману и слова некуда было вставить. Обняв друга за плечи, он затравленно смотрел на остальных в ожидании поддержки. Только вот Рене сделал вид, что взгляда этого не заметил, а Ситри вообще покраснела и отвернулась. Стефания по-прежнему не реагировала на его появление. Чего-то такого Герман подсознательно опасался. Но не мог не признавать, что время действительно пришло. Он бросил на Стефанию быстрый взгляд и вздрогнул, когда она сделала то же самое. – Не пора ли нам уже поговорить начистоту? – Рене, серьезный как никогда подошел к двери и плотно ее закрыл. Берт захлопал мокрыми ресницами, Ситри скрестила руки на груди, всем видом показывая, что готова его поддержать. Стефания подошла к столу и опустила голову. Герман сжал кулаки – или сейчас, или никогда: – Хорошо. С кого начнем? – С нас. – Ситри выступила вперед и положила ладонь на стол. – Ситри! – Молчите, госпожа. Вы не можете скрывать это вечно, тем более от людей, которые желают помочь. Мы же сами пришли сюда, чтобы найти помощь и защиту. Никто не пойдет за вами, если вы будете лгать. – С этого места поподробнее, красавицы, – сказал Рене. Герман вздохнул и коснулся необычно холодной и влажной ладони Стефании. Девушка вздрогнула и кивнула. – Позвольте мне. – И, получив разрешение, Герман кратко рассказал, что ему известно. О том, что Стефания – объявленная умершей принцесса Виндштейна, Эмилия. А если быть точнее, Стефания – сестра той, кто должна была стать королевой, но умерла от руки Леннарда Огюстоса немного раньше. Лицо Берта вытягивалось по мере приближения рассказа к завершению. – И как давно ты… знал это? – обиженно протянул он. – С… некоторых пор, – туманно ответил Герман, и между ними словно натянулась невидимая нить. – Простите, что прерываю, – снова встрял Рене и нагло сел на край стола, чтобы возвышаться над остальными. Ну, разве что кроме Ситри. – Но что там с помощью и защитой? Мы заделались благородными героями? А почему никто не в курсе? – А? Чего? – Берт, кажется, снова собрался плакать. – Я не понимаю. – Ушами хлопать меньше нужно. – Заткнись, Рене, – оборвал Герман. – Стефании угрожает опасность, и едва ли она минует тех, кто ее окружает. То есть нас с вами. Никто не может припереть к стенке правителя не последнего в Северном секторе мира. – А мы можем? – хмыкнул Рене. – Опомнись, Герман. Ты же не такой дурак, чтобы бросаться в бой с системой. Слышь, принцесса, а ты от нас больше ничего не скрываешь? Ну так, мало ли. – Это допрос? – А если и допрос? – Рене погрозил ей пальцем. – Мы уже столько знаем, что нехорошо оставлять нас в дураках. Я понятно выражаюсь? |