Онлайн книга «Я - ведьма!»
|
— Правда. — Кто он? Чем занимается? — Лицо Валеры тускнело на глазах. — В основном любовью, — ответила я манерно. — Он что, нигде не работает? — Он уже чувствовал боль, уже хотел отомстить. — У нас нет необходимости думать о деньгах, — довольно объявила я сущую правду. Валера помрачнел и еще раз осмотрел меня, уже по-другому, хмуро оценивая стоимость каждой вещи и складывая их в круглую цифру. Такую сумму он не зарабатывал и за сезон. Мы помолчали: говорить сразу стало не о чем. — Знаешь, — протянул он, нащупывая почву для иной темы разговора, — тебя многие искали. — Кто, например? — Сашка. Он же твой одноклассник. А ваш класс собирался вместе на похороны… — На похороны? — Ну да. Одну из ваших одноклассниц убили. Ты не знала? Об этом даже по телевизору говорили в программе про криминал. Лариса Сайко. Ее нашли мертвой в парке. И убийцу, как ни странно, нашли тоже — Анатолий Ломоносов. Я только из-за фамилии и запомнил. Но меня поразила вовсе не фамилия, а имя. — Анатолий. Господи, это же… — Ты его знаешь? — вскинул брови Валера. Я молча помотала головой. Я не знала его. Да и факт Ларисиной смерти не вызвал у меня ничего, кроме скорбного бесчувствия. Ее убийство произошло где-то далеко, в неведомой мне ее взрослой жизни, в то время как крещенский вечер десятилетней давности был совсем рядом, и чтобы нащупать его, достаточно было сунуть руку в карман. Веселая хохотушка Лариса, нагадавшая себе в ту ночь Анатолия. А Ларка на какого-то извращенца-педофила нарвалась, с трудом отбилась. А потом в жизни все точно так и получилось… Точно так. Вот только суженый — не обязательно муж. Я вспомнила, что тысячу лет назад, до рождения Леры, Карамазова пыталась объяснить мне это, и одно воспоминание, как иголка нитку, потянуло за собой другое — забытое мной пророчество ведьмы, проявившееся на белой тарелке. Покоренный Валера и я, самодовольно созерцающая себя в зеркале. Только теперь я понимала, что на той картинке нас не двое, а трое. И сейчас это предсказание сбылось. Или почти сбылось… — Может, встретимся как-то? Запишешь мой телефон? — неуверенно предложил Валера. Я не спеша сняла перчатку, расстегнула сумочку и достала оттуда новенький мобильный — одно из своих последних приобретений, в котором, к слову, не было ни малейшего смысла. Я не общалась ни с кем, кроме Леры, а где бы я ни находилась, для того чтобы поговорить со своей суженой, мне достаточно было взять в руки пудреницу с зеркалом. И, возможно, если бы не желание хоть раз воспользоваться новой игрушкой, я бы надменно отказалась от предложения бывшего любовника. Но природное женское тщеславие победило женскую гордость. — Диктуй, — распорядилась я сухо. Призрак Ларисы испарился, настроение снова стало превосходным. — 494-22-28. Позвони обязательно. Кстати, ты куда сейчас? — У меня машина на Пушкинской… Только из-за того, что мое внимание было полностью сосредоточено на кнопочках «необъезженного» телефона, мне наконец удалось добиться желаемого эффекта: усмирить рвущееся наружу детское хвастовство и сказать это так, как хотелось, — между прочим. — Я провожу тебя, — заявил Валера. Я передернула плечами, давая понять: мне все равно. Он поплелся следом, не желая меня отпускать. Или просто хотел взглянуть на авто и убедиться, что я не понтую. А может, решал более важный вопрос: как далеко меня занесло, насколько недостижимой я стала? Если я унесусь от него на «Ладе», он наверняка попытается меня догнать, а если на «мерседесе»… Мы молча поднялись по бульвару Богдана Хмельницкого и свернули на Пушкинскую. — Какая у тебя машина? — не выдержал Валерка. — Вот она. Я подошла к своей серебристой «купешке», доставая из кармана ключи. Машина приветственно пискнула, мигнув фарами. На улице темнело. — Понятно. — По физиономии Валеры я видела: его худшие опасения подтвердились. — Но ты все же позвони мне. Позвони, обещаешь? Я неопределенно дернула головой и села за руль. Он продолжал жестикулировать, набирая кнопки невидимого телефона и кивая мне в ожидании ответного кивка. Рассмеявшись, я тряхнула челкой: «Да, позвоню» — и завела машину. Валера стоял и смотрел на меня. И я невольно восхитилась его упрямством. Дорогие женщины не прельщают мужчин, а пугают. Валерка только что получил увесистую оплеуху, мучительную для его болезненного самолюбия, — доказательство: его гипотетический соперник богаче и круче. И все же собирался вступить с ним в бой за меня! Да, упрямства нам обоим всегда было не занимать. * * * Когда «мерседес-купе» наконец двинулся с места, я вспомнила про Леру и опустила козырек с зеркалом, чтобы извиниться перед ней. На ее лице было знакомое мне до боли выражение обиженной лягушки, сразу же делающее его некрасивым и отталкивающим. Секунду я неприязненно разглядывала, изучая со стороны эту нелепую, вызывающую отторжение гримасу. Неудивительно, что она так раздражала Валеру! Теперь я впервые почувствовала себя на его месте. Я знала — это Лерино лицо. Мое лицо довольной кошки выглядит сейчас совершенно по-другому. В желудке стало гадко и противно, словно я только что проглотила какую-то слизкую дрянь. Извиняться сразу расхотелось. Я решительно подняла зеркало и порулила к дому, уверенная: там меня ждет если не скандал, то по меньшей мере весьма неприятный разговор. Я знала, на что обиделась Лера, — встретив Валеру, я забыла о ней напрочь. И разозлилась на нее в ответ за ее обиду, ее надутый вид, за предстоящие мне оправдания и за то, что все это неминуемо испортит мой праздничный настрой. Мне хотелось, чтобы она разделила сейчас со мной радость победы, обсосала все нюансы встречи с бывшим любовником, подтвердила: я была на высоте. Хотелось отпраздновать с ней свой триумф, завеяться вместе на дискотеку, танцевать до утра, ловя ее — мои — любовные и торжествующие взгляды. Хотелось, чтобы она была мной, понимающей меня как никто другой! Но я знала: она и есть я. Классическая каноническая я с исполненным укоризны лягушачьим фейсом, появлявшимся у меня на счет «три», как только я теряла уверенность в своем любимом. И я же — ее любимая, давшая ей повод для сомнений. Я знала: повод ничтожный. И знала: при моей ранимости мне достаточно самого ничтожного повода, чтобы испытывать неподдельный страх и отчаяние. Я чувствовала раздражение, рикошетом поразившее меня при виде ее замкнутого, недружелюбного лица. И знала: оно лишь маска, скрывающая истинные смятенные чувства. Я раздвоилась и, словно взбесившийся заяц, скакала с одной позиции на другую, принимая истинность и ложность их обеих. |